Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Наученная горьким опытом, я беспокоилась, как устроится мой быт на новом месте. Пишу сейчас и вспоминаю, как у нас в Ленске был построен большой двухэтажный дом для молодых семей и приезжих молодых специалистов, рядом со школой. Всем было непонятно, почему его поставили на болотине? В результате он у всех на глазах мок, оседал и наконец совсем начал потихоньку опрокидываться в разные стороны. Зловещее, страшное впечатление производил он на сельских жителей, за что они метко окрестили его – пентагон. Я смертельно боялась, что меня поселят в такой же пентагон, но все обошлось, и «американская угроза» миновала.

Я ехала на работу с уверенностью, что любовь к детям и своему делу мне помогут. Главным приобретением были для меня ученики. Я и сейчас помню их, своих первых учеников. Думаю, что любовь у нас была взаимная. Зимой они помогали молодой учительнице колоть дрова, отгребать снег, деликатно подсказывали, где мне приобрести теплый шарф и новые валенки…

Кстати сказать, в зимние каникулы я отправилась на свидание к Аркадию в Москву. К тому времени у меня были только походы на комары, а столицу я видела на картинках и в кино. Москва произвела на меня головокружительное впечатление, и я решила жить и работать только там, чему не суждено было сбыться.

А в то лето, когда я закончила институт, я ехала на автобусе, и, как назло, дорогой пошел дождь. Шофер высадил всех пассажиров у деревни Урусова – родины писателя Ивана Акулова, в 10 километрах от моего села. Мы шли по обочине дороги, где росла высокая трава. После дождя трава была мокрая и грязная. Все вымокли по колено, но вскоре нас посадили на подводу. Бесконечно скрипела телега, утомленные дорогой пассажиры молчали. А вон и наше село, моя каютка. Я решила везде навести порядок, а вечером в честь окончания института попить чай со сладостями, которые привезла с собой. Счастье хоть раз да стучится в каждую дверь. Мы все трое пили чай и делились новостями. Я рассказала об экзаменах и выпускном вечере, который проходил в ресторане.

– В ресторане? – переспросила мама.

– Да.

– Ну-ко ты, говорят, там кушают с вилочки, по-господски. Это правда?

– Сущая правда.

– И ты так ела?

– Да.

– Где ты этому научилась? Мы ведь всю жизнь с тобой только ложку знаем.

Я улыбалась. Это нетрудно в сравнении с физикой.

– А ты бы, мама, хотела в ресторане покушать?

– Нет у меня такой нужды. Это лишнее. Было бы чё поесть – и слава Богу. Меня, наверное, туда не пустят, у меня ведь зубов нет, а чавкать и дома хорошо.

Она снова улыбалась. Когда перешли к новостям, то она неожиданно заявила:

– Не зря ведь, Таня, говорится, что от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

– Это ты к чему такое говоришь?

Тут мама рассказала, что в один из дней потерялся наш козленок, как в воду канул.

– Поздно вечером нашла застреленного в голову, у самой реки. Если бы ты знала, как я выла над ним, как было его жалко-жалко! Слава Богу, нашелся добродетель, распознал, чьих это поганых рук дело, и подал на мужика в суд. Да и не мужик он, а мужичонко. Вон до войны были мужики так мужики, как кряжи, а этим ноне только в козлят стрелять, хлипкий народ стал да ленивый. Робить самим лень, вот и шныряют по деревне за дармовщинкой. А он, поди, думал, что все будет «Потапу на лапу». Таких бьют да отдыхать не дают. Ране-то его с мертвым козленком на шее по всей бы деревне провели, чтоб впредь ни впосле не додумался до такого. Твой дед Егор проделывал такие дела. Я хорошо помню, как одна баба поросенка украла, так он ее по деревне провел с поросенком на шее, да еще и требовал, чтоб она громко, на всю улицу насылалась[29] им: «Люди добрые, купите у меня поросеночка, недорого прошу».

Виновник свое получил. Он хотел мне деньги давать в руки по частям, но суд постановил вычитать у него из кассы.

Тут подхватила разговор тетка Крестина:

– В копнах не сено, а в долгах не деньги.

В конце нашего семейного праздника я спросила маму, почему у нас коричневый потолок.

– Вот дождь пойдет, и сама узнаешь.

Утром другого дня я рассмотрела нашу крышу. Она была похожа на прогнившее старое большое решето. Вскоре, когда разыгралась гроза, мама скомандовала мне заносить с улицы в избу большое металлическое корыто. Я вошла с ним в каютку и увидела, что мама с тетушкой уже постарались поставить на пол чугунки, тазик, котел, а с потолка просочилась, местами закапала, а потом полилась коричневая вода. Что же будет осенью, как пойдут холодные дожди?

Крышу надо было срочно перекрывать, а мне латать локти у своих платьев. Я не планировала трату подъемных денег на это. Наша каютка являла собой печальную картину: крыша бежит, фундамент сгнил, лестницы покосились, ворота завалились… и похожа она на больную старушку. Мама вывела меня из оцепенения:

– А ведь моя жизнь почти прошла, но, слава Богу, душа еще живая…