— Ну да, — она замолчала, слушая музыку, неторопливо делая глоток за глотком, уже поменьше, чем первые. Отправила в рот пару картофельных палочек. Негромко замурлыкала в такт песне. Одна закончилась, и заиграла следующая. — О, моя любимая, я сделаю громче?
— Хватит меня спрашивать, просто делай громче.
— «Я не знаю, почему я стою перед тобой и прячу свою душу. Потому что ты единственный, кто ее знает» (1) — начала она напевать.
— «Да, ты единственный, кто ее знает» — продолжил за ней Оливер.
— Теперь я верю, что это твой плейлист, — хмыкнула Миа.- А то молчал до этого. «Прятался за своей гордостью»?
— Может быть. А все потому что «я стою перед тобой, я пытаюсь быть таким классным, все пытаются быть такими классными» — он подмигнул ей и повторил свои слова.
— Или потому что «я не вижу дальше собственного носа и вижу все в слоу-мо».
— «Я рисую рисунок из своей головы, поезд с неба…»
— Наркомания, хватит работать по ночам, — перебила его Миа, усмехнувшись.
— «Тогда прости нас, мы будем петь небу»?
— Прощаю. Ведь”я пытаюсь быть таким классным, и всё пытаются быть такими классными…» И-и… «Мы сломленные, сломленные, сломленные люди, о-оу, сломленные люди, да».
— Может, не стоит это провозглашать? Слова материальны, — теперь он перебил ее. Ему показалось, что распевать эти слова — плохая идея, хотя и сам он не раз голосил их, находясь в одиночестве. Это был его гимн неудачника, и он надеялся, что эти слова тронут ее так же, как и его.
— Знаешь, что? — Миа выключила музыку и посмотрела на Оливера. — Около года две эти строчки были моим собственным гимном неудачника, — она замолчала, а он сам себе хмыкнул, убеждаясь, что знает ее, как облупленную. Они так похожи, оба испытывали одну и ту же боль, одинаково переживали ее. — Беременная и без поддержки, потом больная и опять одна. А дальше с маленьким ребенком на шее у родителей. Я имею право провозглашать эти слова. Поэтому, — снова включила. — «Мы сломленные, сломленные, сломленные люди, о-оу, сломленные люди, да».
— «Мы сломленные, сломленные, сломленные люди, о-оу, сломленные люди, да» — повторил за ней Оливер. Миа замолчала, глядя на него. — Что? Это и мой гимн неудачника. Никому не нужные работы, любимая женщина ушла и забрала ребенка, а я не понимаю, почему. Меня игнорируют и не хотят говорить, у меня нет абсолютно ничего. Я тоже имею право провозглашать, что захочу.
— На повтор?
— Давай.
Салон наполнился голосами, распевающими беззаботную и тоскливую песню о потерянных и сломленных людях, какими они сами себя считали ещё совсем недавно. Они не перебивали и не заглушали друг друга, их дуэт был гармоничен, в нем не было места недомолвкам или ссорам, а голоса прекрасно дополнялись, когда сначала один переходил на основную партию, а второй поддерживал на бэке, а затем они негласно менялись местами. Миа мурлыкала, когда ее партия заканчивалась, Оливер едва отбивал такт по рулю, увозя их в неизвестность по освещенной фонарями дороге. Оба вспоминали, что происходило с ними за все то время, что эта песня была их гимном неудачника, вновь пережили самые тяжёлые моменты, показывая это горечью в голосах и неуверенными вздохами. Оливер сбавил скорость, боясь потерять контроль над машиной из-за непроходящей дрожи в руках, Миа сжала в руках бутылку.
— Она всегда вызывала у меня двоякие чувства. С одной стороны, так плохо от того, что все так, и что жизнь летит в тартарары, а с другой стороны… - негромко начала женщина.
— Смиряешься с этим? - Оливер продолжил за нее.
— Да. Как будто так и должно быть. Становится легко и тошно одновременно.
— Вроде как надо жить дальше и успокоиться, но все равно изнутри разрывает.
— Истерика.
— Безысходность?
— Хватит читать мои мысли.
— Они такие же твои, как и мои.
— Ты тоже думал об этом?
— Конечно. Зачем бы я тогда звонил тебе и просил вернуться?
— Я скучала, — тише проговорила Миа. Оливер закусил губу, ощутив спазмы в животе от этих слов.
— Я тоже, — ответил он, а затем мотнул головой, чтобы сбросить с себя это ужасное давящее состояние. — Давай не будем о плохом? Все же, день хороший, зачем его портить, — он бросил на нее взгляд, она улыбнулась ему и кивнула. — Ну вот, тогда сделаем погромче, — Оливер покрутил ручку магнитолы, подмигнул своей жене и нажал на газ.