Живые души. Роман-фантасмагория

– К нашему брачному контракту, – пояснила та. – Будет всего пять пунктов. Первый: у меня должна быть круглосуточная няня для ухода за ребёнком, с самого рождения. Второе: я не буду кормить грудью, искусственные смеси – это химия, поэтому нужна кормилица. Третье…

Антон слушал Эллу с расширенными глазами. Что такое она несёт? Этот монстр собирается стать матерью? Женщина с калькулятором в мозгу и глыбой льда вместо сердца – его жена? Да это кукла! Красивая говорящая кукла! Безупречная и дорогая.

– И, наконец, последнее, – продолжала кукла, – нашего ребёнка выносит и родит суррогатная мать. Я уже нашла надёжное агентство и оформила заявку. И даже успела просмотреть их базу данных. Вот, погляди, кого я отобрала, – Элла протянула Антону пачку анкет с фотографиями женщин.

– Элла, ты в своём уме? – охрипшим голосом произнёс он, пытаясь разглядеть в бирюзовом взгляде хоть крупицу сомнения.

– А что? Сейчас многие так делают!

– Делают те, кто не может родить сам! Но ты… ты совершенно здорова! Я тоже! Так в чём же проблема? – свирепел Рубин.

– Да ты просто меня не слушал! – завизжала Элла. – Я же тебе всё по-человечески объяснила. А ты пил шампанское и думал о своей чёртовой работе! – жена вскочила из-за стола, прекрасные черты исказились гневом. – А может, ты думал о ком-то ещё? Может, у тебя кто-то появился в этом твоём Верхнесранске?

Антон поморщился. Началось!

– Я поняла! – завопила жена. – Ты хочешь, чтобы я стала одной из тех обабившихся тёток, что вяжут носки да варят борщи. Запомни, этого не будет никогда!

– Я не заставляю тебя вязать носки, – попытался возразить Антон, – а борщ ты варить никогда не умела и вряд ли когда-нибудь научишься.

– Между прочим, – прошипела Элла, сузив глаза, – у меня кембриджский диплом и три языка. Тебе не кажется, что многовато для кухарки?

– Ты ещё забыла сказать, что у тебя папа – никелевый магнат!

На пол полетело блюдо с клубникой.

– Что-о-о? Да как ты смеешь! Мой отец дал тебе всё: работу, деньги, связи!

– И дочку-красавицу в придачу, да? – Антон не мог остановиться. – Или в нагрузку?

Элла залилась слезами.

– Я всё расскажу отцу, как ты надо мной издеваешься! – кричала она. – Посмотрим, как ты ему объяснишь, что не захотел ребёнка-а-а.

Рубин посмотрел на чужую, плачущую навзрыд холёную женщину с нескрываемым отвращением. Дальше продолжать не имело смысла. Он схватил пиджак, щёлкнул замком и вышел в тёплые апрельские сумерки.

…Смеркалось. На улицах Верхнедонска зажигались первые фонари. Рубин медленно брёл вдоль улицы Свободы, стараясь дышать как можно глубже. Сердце колотилось где-то у горла, и стоило немалых усилий вернуть его на прежнее место. Он ощущал себя узником. Опутанный параграфами контрактов, расписками и обещаниями, Антон совсем не походил на того парня, кем был пять лет назад. «Свобода есть осознанная необходимость», – повторял про себя Рубин, но сейчас почему-то не осознавал причину, по которой должен был всё это терпеть. Раньше он думал: это даже хорошо, что они с женой живут порознь, расстояние поможет сохранить свежесть и остроту чувств. Он обманывал себя, убеждая, что как только появится ребёнок, Элла станет другой. Нет, она не изменится никогда. И ребёнка у них не будет. Сегодня он ощутил это с горькой неизбежностью.

Улицу Свободы пересёк бульвар Победы, Антон свернул направо. Проезжая часть была заполнена шуршащей лентой автомобилей, а вот тротуары – почти пусты. Вскоре дорога привела его в тихий и сумрачный Гоголевский сквер. Антон шагнул под сень старых лип, глубоко вдохнул весенний дурман и окончательно успокоился. Старые фонари освещали крохотную площадку возле заросшего сиренью памятника Гоголю. Кроме бронзового писателя на ней находился уличный актёр-кукольник. Рабочий день его давно закончился, и он собирался уже уходить, но, увидев Рубина, задержался. Антон порылся в бумажнике, выудил оттуда пятисотрублевую купюру и положил в перевёрнутую фетровую шляпу.