– Тем более, – добавил полковой комиссар, – что, по предварительным данным, в группе из самой Сто семьдесят шестой дивизии оказалось всего сто семь человек, а остальные две трети присоединились из разных частей, в разное время.
Пока он все это говорил, Шмаков кончиком платка вытирал под очками слезившиеся от бессонницы глаза и все время внимательно смотрел на полкового комиссара; до этого общего разговора у них был уже один, предварительный, и Шмаков с тревогой ждал, как теперь будет говорить полковой комиссар – так или не так, как нужно, но мнению его, Шмакова.
Потом полковой комиссар повернулся к подполковнику из отдела формирования, и подполковник сказал скрипучим, деревянным голосом, что когда люди придут на место и поступят к ним в распоряжение, то там с ними и будет дальнейший разговор, а сейчас товарищи командиры должны построить людей, довести их под своей командой до машин – машины стоят в километре отсюда, в лесочке, – рассадить по машинам из расчета двадцать бойцов и два командира на каждую. Место назначения – село Людково, под Юхновом, расстояние – сто сорок километров, маршрут следования – на юго-восток по дороге Ельня – Спас-Деменск, а затем по Юхновскому шоссе на восток. Интервал следования между машинами – тридцать метров, в случае налетов авиации следует рассредоточивать людей подальше от дороги. Он сам поедет на легковой машине в голове колонны. Отбарабанив все это, подполковник замолчал и, кажется, ничего не собирался прибавлять к сказанному.
Когда подполковник закончил свою речь, полковой комиссар обратился с вопросом к майору-пограничнику из Особого отдела.
– Как, товарищ Данилов, у вас будут коррективы или начнем двигаться?
Майор со строго поджатыми губами помолчал, явно не торопясь с ответом, наконец все-таки раздвинул губы и сказал жестким баском, что никаких коррективов у него нет, но есть вопрос к старшему группы. При этих словах он повернулся к Шмакову:
– Сдача оружия уже произведена?
– Какого оружия? – спросил Шмаков.
– Трофейного оружия, имеющегося у личного состава.
– А почему нам его сдавать? – удивился Шмаков. – Трофейное оно или не трофейное – это наше оружие, мы с ним пробились, с какой стати нам его сдавать?
Все заволновались и зашумели.
Пограничник переждал шум и сказал, не повышая голоса, что нашего или вашего оружия в армии нет, а есть оружие, положенное по штату и выдаваемое на руки тогда, когда его положено иметь на руках. Военнослужащим, направляемым на сортировку и формирование, иметь на руках оружие вообще не положено, а трофейное – во всяком случае. Его надо сдать, а не тащить с собой в тыл. Тут не о чем и говорить.
– Это еще не известно, есть о чем или не о чем говорить! – резко сказал Шмаков. – Мы еще подадим рапорт о том, чтобы была сохранена наша дивизия. – В эту минуту он совершенно забыл, что сам никогда не числился в штатах этой дивизии.
– Мы этот вопрос не будем здесь с вами дискутировать, товарищ батальонный комиссар, – сказал пограничник. – Не будет дивизии или будет дивизия – не нам с вами решать, но, независимо от решения вопроса, все трофейное оружие пока надо сдать.
– Кроме командирского, личного! – совершенно неожиданно для всех, громко и даже с вызовом сказал бесстрастно молчавший до этого деревянный подполковник из отдела формирования.
Видимо, этого сухого человека что-то глубоко лично задело в происходившем разговоре.
– Обидно все это, – сказал Шмаков, вставая и в гневе сжимая кулаки. – Обидно! – повторил он громко, и голос его зазвенел. – Очень обидно, перед людьми стыдно! А вам разве не стыдно? – вдруг в упор крикнул он пограничнику.
Тот тоже встал и, слегка побледнев, медленно застегнул сначала одну, потом другую кнопку на планшетке.
– Есть указания, – сказал он очень тихо, и чувствовалось, что этот тихий голос дается ему напряжением воли, – по поводу которых было запрошено разъяснение, и есть разъяснение, что надо выполнять эти указания, поэтому надо сдать трофейное оружие, товарищ батальонный комиссар.
В разгар перепалки в палатку вошел надолго, почти с самого начала, исчезавший Климович.
– Товарищ полковой комиссар, разрешите доложить. Меня вызывал к проводу командующий и приказал передать вам, что торжественное построение группы, вышедшей под командованием комбрига Серпилина, и краткий митинг в связи с ее выходом Военный совет армии приказывает провести здесь, в расположении вверенной мне части.
Все присутствующие переглянулись. Полковой комиссар в душе был доволен: он сам утром, перед выездом, докладывал начальнику политотдела свое мнение, что построение и митинг надо провести на месте, в танковой бригаде, но начальник политотдела заявил ему, что делать это вблизи передовой не время и не место: еще разбомбят, чего доброго!
«А все-таки не по его вышло, а по-моему: значит, перерешили в Военном Совете!» – подумал полковой комиссар.