Живые и мертвые

– Но это не так, – возразила ему Каролина. – Этот тип не просто без разбора стреляет в этом районе. Полиция считает, что все убийства связаны со смертью женщины по имени Кирстен Штадлер, случившейся десять лет назад. Мой отец сказал мне, что ее тогда доставили во Франкфуртскую клинику неотложной помощи с кровоизлиянием в мозг, и после того как было заявлено, что у нее наступила смерть мозга, она стала донором органов. Убийца после каждого преступления отправлял в полицию извещение о смерти, в котором давал объяснение случившегося. Моего отца он упрекал в том, что он виновен в смерти людей из жадности и тщеславия, поэтому мама должна была тоже умереть.

Фриц Герке смотрел на нее как загипнотизированный.

– Пожалуйста, господин Герке, скажите мне, что произошло десять лет назад, если вам это известно, – попросила Каролина. – Мой отец утверждает, что все было обычным рутинным делом, но я не верю этому.

Она с испугом увидела, как на глазах у старика выступили слезы. Герке сглотнул, пытаясь взять себя в руки и подыскивая нужные слова.

– В отношении Максимилиана… тоже было такое извещение? – прохрипел он. В его водянистых глазах стоял испуг.

– Да. – Каролина помедлила, но потом открыла сумку, вынула из нее копию извещения и протянула Герке. Он секунду колебался, потом взял листок и прочитал текст.

«Максимилиан Герке должен был умереть, потому что его отец виновен в попустительстве смерти человека и подкупе».

Старик побледнел и издал страдальческий звук. Его руки сильно дрожали.

– Я могу это оставить у себя? – прошептал он.

Каролина подавленно кивнула.

Герке потребовалось мгновенье, чтобы прийти в себя.

– Максимилиану было пересажено сердце фрау Штадлер, – сказал он хриплым голосом, и Каролина не поверила собственным ушам. Как мог отец не сказать ей об этом? – Ему было очень тяжело смириться с тем, что другой человек должен умереть, чтобы он мог жить дальше. Я… я был всего лишь рад, что его удалось излечить.

– Да, но… почему его потом застрелили? – Эта новость ее совершенно сбила с толку.

– Мы делали то, что считали правильным. Мы все, – сказал Фриц Герке надтреснутым голосом. – За это мы сейчас расплачиваемся.

– Моя мать заплатила за то, в чем не было ее вины, – возразила Каролина. – Так же, как и ваш сын! Понимаете, господин Герке, я бы очень хотела поверить, что мой отец не имеет никакого отношения к убийству моей матери, но если это так, то… то я никогда не смогла бы простить ему это.

Ее голос сорвался, она на секунду сжала губы и покачала головой.

Герке взял свою трость и с трудом поднялся. Он подошел к окну и посмотрел в туманные сумерки.

– Я думаю, тебе сейчас лучше уйти, – сказал он тихо.

Каролина взяла свою сумку.

– Извините, мне очень жаль. Я не хотела, чтобы вы…

– Ничего, – прервал ее мужчина, подняв руку. – Я очень тебе благодарен. Теперь меня, по крайней мере, больше не будет мучить вопрос, почему мой сын умер таким образом.

Она посмотрела на него и поняла, что он имел в виду. Как ни горька была правда, но она почувствовала облегчение, когда Фабер показал ей извещение о смерти. Но между Фрицем Герке и ею была все же разница, и она искренне надеялась, что пожилого мужчину это не сломает: упрек киллера предназначался ему, равно как и Ренате Роледер и ее отцу. Герке должен знать, правда это или безумная идея психопата.

* * *

Ночь в одиночной камере в полицейской тюрьме что-то меняет в человеке, который не привык быть под арестом и в одиночестве. Неожиданная изоляция и чувство бессилия, возникавшее, когда дверь камеры захлопывалась с металлическим лязгом, редко для кого проходили бесследно. Эрик Штадлер нервничал. Он не особенно хорошо спал. Пия часто проводила допросы в собственном кабинете, чтобы создать спокойную атмосферу, в которой обвиняемый мог почувствовать к ней доверие. На обучении и семинарах она изучила самые разные тактики ведения допроса и знала, как и какими методами можно было разговорить своего визави, ведь очень важно, чтобы обвиняемые заговорили. Довольно часто они лгали, и чем больше они говорили, тем больше запутывались в своей лжи, особенно находясь в состоянии стресса. Но Эрика Штадлера Пия распорядилась доставить не к ней в кабинет, а в одно из помещений для допросов, в котором не было окон. В небольшой комнате был только стол со звукозаписывающим аппаратом, три стула, две камеры на потолке и венецианское зеркало, через которое за допросом можно было незаметно наблюдать из соседнего помещения.

– Почему вы меня здесь держите? – спросил Эрик Штадлер после того, как Пия включила записывающий аппарат и внесла в протокол необходимые данные.

– Вы знаете, – ответила она. – Вы вспомнили, что делали в то время, когда были совершены убийства?

– Я же уже вчера это сказал. Я совершал пробежку.

Штадлер очень старался, но ему не удавалось сохранять спокойствие. Сильнейший стресс. Признак ли это его вины?

– Я никого не убивал! Для меня это дело далекого прошлого. Жизнь продолжается, и я хочу жить, жить на свободе.