Живые и мертвые

Пия осмотрелась. Она увидела ракеты в пустых бутылках из-под вина, которые были воткнуты в землю еще не оформленного сада, разбитую бутылку из-под пива на терракотовой плитке. Позади соседнего незастроенного участка возвышалась коробка будущего двухквартирного дома.

– Вероятно, он стрелял из того строящегося дома, – предположила она. Боденштайн не отреагировал. Он стоял молча. Сунув руки в карманы пальто, подняв плечи и сжав губы в узкую полоску, он пристально смотрел на погибшего, лежавшего у его ног.

– Что может заставить казнить пять человек таким ужасным способом? – спросил он. – Убийство и нанесение смертельного удара в состоянии аффекта я до определенной степени еще могу понять, но такое… Планомерное, точно рассчитанное убийство характерно лишь идеологически ослепленным террористам.

Он поднял голову, и взгляд его замер.

– Мне всегда удавалось сохранять внутреннюю дистанцию, но на сей раз я на это не способен. Сейчас то, что сделала эта свинья, я воспринимаю как личную трагедию. Он издевается над нами, посылая эти сообщения! Если мы его задержим, горе ему!

Пия тронула его за плечо. Она понимала, что в нем сейчас происходило, и ощущала тот же гнев и бессилие, что и он.

– Давай поговорим с женой, – сказала она и с ужасом вспомнила июльский день два года назад.

Никогда не забудет она тот всепоглощающий страх, когда она обнаружила на дороге, ведущей к дому, мертвых собак и истекающего кровью Кристофа на полу в кухне, а чуть позже поняла, что была похищена внучка Кристофа Лилли. Для нее все закончилось благополучно, по крайней мере, в отношении Кристофа и Лилли, но Беттина Каспар-Гессе никогда больше не сможет обнять своего мужа, никогда больше не сможет рядом с ним заснуть и проснуться.

– Да, – кивнул решительно Боденштайн. – Пойдем.

Они вошли в дом через открытую дверь, выходящую на террасу. Телевизор по-прежнему работал, люди весело праздновали Новый год у Бранденбургских ворот. Боденштайн взял со стола пульт и выключил телевизор. Обеденный стол был убран не полностью, на кухне стопкой стояла грязная посуда, посудомоечная машина была открыта. На подносе стояли четыре бокала и открытая бутылка шампанского.

Темноволосый мужчина лет сорока пяти разговаривал с одним из полицейских и потом вошел в дом.

– Меня зовут Дариус Шеффлер, – представился он. – Мы с женой встречали Новый год у Ральфа и Беттины. Я как раз помогал отвести детей к соседям.

И хотя мужчина явно тоже пребывал в шоке, он отвечал на все вопросы, которые ему задавали Боденштайн и Пия. Шеффлер вместе с Ральфом Гессе готовили на террасе фейерверк, потом он пошел в дом, чтобы помочь женщинам открыть шампанское.

– Зазвонил телефон, – вспоминал он. – Беттина спросила, кто бы это мог быть в такое время, и Ральф крикнул, что это, наверное, ее родители. Она взяла трубку, ответила, потом сильно побледнела и закричала: «Ральф, Ральф! Иди сюда!», и потом… потом… я… я повернулся и увидел, как голову Ральфа… просто… вдруг снесло. Она полетела к стене, и… кровь… кровь брызнула вверх фонтаном.

Он замолчал, хватая ртом воздух сквозь рыдания, но при этом сохраняя хладнокровие.

– Кто-нибудь, кроме вас, это видел? – спросила Пия.

– Да, мы все, – подтвердил Дариус Шеффлер. – Когда Беттина закричала, мы все повернулись к Ральфу.

– Дети тоже?

– Нет, они как раз надели куртки, и я их вовремя успел схватить и удержать, чтобы они не выскочили на улицу. Они ничего не видели.

– Где ваша жена? – спросила Пия.

– Наверху, у Тины. Детей я отвел к соседям напротив, чтобы они при всем этом не присутствовали.

– Это хорошо. – Пия чуть улыбнулась. – Спасибо за информацию. Сообщите, пожалуйста, кому-нибудь из моих коллег ваши личные данные, мы еще свяжемся с вами.

Они поднялись по лестнице на второй этаж. Навстречу им шел врач «Скорой помощи», который, понизив голос, объяснил, что женщина находится в состоянии сильного шока, но отказалась от его помощи.

– Там с ней ее подруга, – сказал он. – И родители тоже едут сюда.

– Можно задать ей несколько вопросов? – спросила Пия.

– Если это необходимо. – Врач был не в восторге от намерения полицейских, и Пия чувствовала себя еще более скверно, чем если бы ей надо было сообщить о смерти.

– Подождите, пожалуйста, здесь, – попросила Пия врача. – Возможно, вы еще понадобитесь.

Беттина Каспар-Гессе сидела неподвижно на кровати в спальне на втором этаже. Она не плакала и была как будто парализована. Ее подруга сидела рядом с ней, обняв ее за плечи.

– Фрау Каспар-Гессе, мне очень жаль, но нам необходимо задать несколько вопросов, – сказала Пия после того, как она представилась сама и представила Боденштайна. – Хорошо?

Идиотский вопрос. Конечно, в этом не было ничего хорошего, но это была ее обязанность – задавать вопросы, даже если это не совпадало с ее желанием.