Живые и мертвые

Позади женщины появился седовласый мужчина в вязаном жакете и тапочках.

– Это, должно быть, Топси Ренаты, – сказала женщина. – А почему это вас интересует? Что-нибудь случилось?

– А вы знаете фамилию Ренаты и где она живет? – Боденштайн пропустил вопрос мимо ушей.

– Ну конечно. Фамилия Ренаты – Роледер, – ответила женщина четко. – Надеюсь, что с Топси ничего не случилось, иначе это разорвало бы Ренате сердце!

– Она живет в сорок четвертом доме, – добавил мужчина. – Вверх по улице. Желтый дом с белой скамейкой в палисаднике.

– Вообще-то это дом ее мужа. – Женщина понизила голос до конфиденциального шепота. Ее глаза блестели. – Но когда он ее оставил – тогда, семь лет назад, за три дня до Рождества, – ее мать переехала к ней.

– Полиции это совсем неинтересно знать, – остановил мужчина свою словоохотливую супругу. – Роледерам принадлежит цветочный магазин на Унтерортштрассе, внизу поселка. Но Ингеборг наверняка дома. Обычно она ходит в это время гулять с собакой.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил вежливо Боденштайн. – Вы нам очень помогли. Я был бы очень признателен, если бы вы не стали сразу звонить в цветочный магазин.

– Разумеется, нет, – уверила его женщина с легким возмущением в голосе. – Мы не в таких близких отношениях с Ренатой.

Боденштайн и Пия простились с пожилой парой и направились вверх по улице. Дом номер 44 был типовым таунхаусом, который выделялся в цепочке стандартных домов своим радостным солнечным цветом. Под навесом для автомобилей из светлого дерева стоял старый, но ухоженный «Опель». Маленький палисадник был тщательно подготовлен к зиме. Часть растений были укрыты джутовыми мешками для защиты от снега и холода. На одном из кустов висели рождественские шары, а самшит обвивала гирлянда. Перед входной дверью, на которой висел украшенный венок из еловых веток, сидел дрожащий Топси и напрасно ждал, что ему откроют дверь.

* * *

Зазвонил дверной колокольчик, и когда они вошли в магазин, где над витринами висела старомодная вывеска с надписью «Цветы – Роледер – 50 лет на рынке», в лицо им ударил теплый влажный воздух и резкий запах цветов и еловых веток.

В помещении с запотевшими окнами было полно народа. Люди, цветы и всевозможные безделушки в открытых витринах, на деревянных полках и в корзинках. За длинным прилавком стояли три женщины и перевязывали букеты цветов.

Боденштайну, у которого запах в цветочных лавках неизменно ассоциировался с траурными залами на кладбищах, стоило немалых усилий, чтобы не развернуться и не уйти. Цветы в садах и на лугах были прекрасны, но срезанные, в вазах он не переносил, от одного их вида и запаха к горлу подступала тошнота.

Он прошел мимо очереди покупателей, несмотря на протест пожилой женщины, которая, держа в руках крошечную рождественскую звезду, ждала, когда ее обслужит продавец.

– Почему без очереди, молодой человек?! – высказала свое недовольство дама дрожащим голосом и нанесла ему достаточно уверенный удар своей тростью.

– Благодарю за молодого человека, – сухо ответил Боденштайн, который в такие дни, как этот, чувствовал себя особенно старым. Обязанность сообщать о насильственной смерти родственника даже спустя двадцать пять лет службы в уголовной полиции была для него столь же тяжела, как и в первый раз.

– Мне девяносто шесть лет! – сказала старая дама с налетом гордости. – По сравнению со мной вы все молодые кузнечики!

– Тогда проходите вперед. – Боденштайн сделал шаг в сторону и стал терпеливо ждать, пока будет упакована и оплачена рождественская звезда. Пия, рассматривая все вокруг, стояла рядом.

– Что желаете? – На него с дружеской улыбкой смотрела пышнотелая блондинка со слишком ярко накрашенными глазами и потрескавшимися от работы с цветами и водой руками.

– Добрый день. Моя фамилия Боденштайн. Я из уголовной полиции Хофхайма. Моя коллега Пия Кирххоф, – ответил он. – Мы бы хотели поговорить с Ренатой Роледер.

– Это я. Слушаю вас. – Улыбка исчезла с лица, и у Боденштайна в голове невольно мелькнула мысль, что она теперь не скоро улыбнется вновь.

Колокольчик на двери возвестил о появлении новых клиентов. Фрау Роледер не удостоила их приветствием. Ее взгляд был прикован к лицу Боденштайна, и, казалось, она предполагала, что случилась беда, которая изменит ее жизнь.

– Что-нибудь… что-нибудь случилось? – прошептала она.

– Мы не могли бы поговорить где-нибудь в другом месте?

– Да… конечно. Пойдемте. – Она остановила узкую деревянную качающуюся дверь в конце прилавка, Боденштайн и Пия прошли через нее и последовали за женщиной в маленький, битком набитый всякой всячиной кабинет в конце коридора.

– Я боюсь, мы принесли дурные вести, – начал Боденштайн. – Сегодня около девяти часов утра в поле между Эшборном и Нидерхёхстштадтом был обнаружен труп женщины. У нее были светлые волосы, она была одета в куртку оливкового цвета, а на голове – розовая шапочка…

Рената стала белой как мел, на ее лице отразилась вся невероятность произошедшего. Она не издала ни звука и просто стояла, опустив руки. Ее кисти сжимались в кулаки и вновь разжимались.