Живые и мёртвые

Протестантское богослужение свело к минимуму использование чувственных видимых символов и максимально расширило применение устно-слуховых символов. Центральными элементами протестантского ритуала для духовенства и прихожан являются проповедь, молитва и гимн. Мускульные движения сведены к минимуму; используются главным образом ненаблюдаемые движения языка, подкрепляемые телесными жестами, которые обычно являются знаками, эквивалентными знакам кинетической речи. Чаще всего это сугубо индивидуальные жесты священника, а не предписанные и официально санкционированные символы.

Но конечным символом власти для протестантов служит письменное слово. Устное слово сводится к письменной форме. Метки письменного слова часто являются символическими заменителями устных слов, те же, в свою очередь, служат символическими заменителями сакральной драмы, которая сама по себе тоже является символической формой. Активность глаза и поле его зрения удерживаются в границах слов на книжной странице. Форма, очертания, цвет, текстура, движение, ритм и все разновидности визуальной образности, оказывающие стимулирующее воздействие на всего человека в целом, трансформируются в зависящее от человеческой воли механическое расположение букв алфавита. Удовлетворение от символов, выражающих непосредственное визуальное восприятие, значительно урезается. Чувственный, зримый мир, окружавший человека, исчез. Глаз впервые должен принять эмоциональную и умственную дисциплину письменных слов. То, что словами обозначается, может пробуждать глубокие эмоции, однако основное внутреннее достоинство письменных словесных знаков, составленных из букв алфавита, состоит в том, что сами по себе они не содержат в себе ничего такого, что пробуждало бы эмоции или воображение. Письменное или устно сообщаемое слово может быть нерациональным символом, однако чаще тяготеет к обозначению рациональных понятий, а не символов драматического, визуального действия, демонстрируемых для общения с другими.

Проповеди, молитвы и гимны — являющиеся, как мы сказали, основными формами протестантского публичного культа — базируются на письменном слове Библии. Во всех них преобладает устная, а не визуальная коммуникация. Чувственные удовлетворения от жизни в них строго ограничены. Пробуждение эмоций прихожанина этими ритуальными формами зависит от эвокативных качеств слов (и их значений), от (животных) голосовых качеств тех, кто их произносит, и от той эмоциональной значимости, которую придают им те, кто их слушает. Стихи и музыка протестантского гимна предоставляют наибольшие возможности для возбуждения и выражения чувств. «Хорошим возбуждающим гимном» можно достичь полного вовлечения нерациональных систем чувствования человека. Некоторые священники умеют искусно разжигать страсти в прихожанах проповедями и молитвами.

Опора на «слово» в ценностях протестантизма является не только выражением возросшей «рациональности», но и, что более важно, уточнением способа, позволяющего уменьшить использование некоторых органов чувств с тем, чтобы взять под контроль те телесные потребности и обуздать те влечения, которые некогда прямо или косвенно удовлетворялись драматическими символами. Когда визуальные знаки преимущественно изгнаны, а на их место поставлено ученое слово, весь человек — человек как видовое существо — подпадает под более строгий контроль. Когда в некоторых церквях выдвигается на передний план рациональная умственная жизнь, нерациональный мир вида в значительной степени элиминируется.

Визуальные схемы мышления, часто характеризующие символический порядок сакрального ритуала, будучи интуитивными и чаще всего исходящими изнутри организма[184], нелегко поддаются сведению к референциальному языку. В повседневном взаимодействии ими чаще всего пользуются дети.

Они легко сообщают другим существам, подобным им, о чувствах, связанных с их телесными переживаниями внутреннего и внешнего мира, так что те, с чувством откликаясь на эти сообщения, могут полностью понять их и отреагировать на их воздействие. Тем же, кто пытается извлечь из таких слов референциальный смысл, обычно так и не удается узнать, что же собственно ребенок имеет в виду. Дети понимают детей; взрослым же, которые, как предполагается, лучше подготовлены к пониманию, часто не удается этого сделать, когда им посылаются те же самые сообщения.