Живые и мёртвые

«Янки-Сити с гордостью ощущал себя обществом, которое ничем не хуже общества любого другого города на континенте. Всего-то одно поколение отделяло большинство главенствующих семей от пашни и палубы, но они обрели свое богатство до революции и теперь вели великосветскую жизнь с грацией и достоинством старого режима... Мы читаем о еженедельных балах и раутах, о свадебных каретах с шестеркой белых лошадей и кучером в ливрее, и все это здесь, в городе с менее чем восемью тысячами жителей. Когда проводились оценки личного имущества, некоторые купцы Янки-Сити сообщали о наличии в своих погребах от 1000 до 1200 галлонов вина»[76].

В каждой из колоний, а позднее штатов, существовал антагонизм между богато обустроенными городами и новыми фермерскими сообществами, возникавшими вдоль западных фронтиров, постепенно перемещавшихся в прерии и дальше, на Дальний Запад. Жители Янки-Сити тоже разделяли эти враждебные чувства. Правда, купцы и финансисты были экономически заинтересованы в развитии глубинки. Развитию и заселению «сельской глуши во внутренних районах» помогал, например, Мозес Титком, принадлежавший в Янки-Сити к числу влиятельных людей. В этой связи можно упомянуть и многих других, например Сэмюэла Парсонса[77], сына городского священника, который возглавлял экспедиции и снаряжал пионеров в Огайо, когда была открыта Северо-Западная Территория[78]. Кроме всего прочего, это была грандиозная спекуляция землей [48].

Однако нередко сельские жители были в долгу перед горожанами. Значительной частью их земель владели и управляли отсутствовавшие землевладельцы, кое-кто из них жил в Янки-Сити. В законодательном собрании Массачусетса отчетливо отразились различия между этими двумя регионами. Его члены, представлявшие внутренние районы, были радикалами и либералами, те же, кто представлял сообщества побережья, — консерваторами и зачастую реакционерами. В период после революции, когда был подписан Договор об образовании конфедерации[79], и позднее, во время дискуссий, приведших к принятию новой Конституции, жители сельских глубинных районов выступали за бумажные деньги, тогда как представители городов отстаивали «надежные деньги». Книги, посвященные местной истории, рассказывают нам о том, что Янки-Сити, подобно другим старым городам морского побережья, имел в законодательном собрании штата в сопоставлении с долей населения пропорционально большее представительство, чем провинциальные города внутренних районов.

Разногласия между фронтиром и морскими городами максимально обострились и переросли в открытый конфликт в восстании Шейса[80]. Янки-Сити отправил на подавление этого бунта целый полк под командованием одного из своих выдающихся граждан. В то же время на протяжении всего периода неопределенности, длившегося от окончания войны до принятия Конституции и учреждения нового государства, крупным торговцам и другим состоятельным людям, а также тем, кто был причастен к промышленным предприятиям, связанным с судостроением и торговлей, не давал покоя постоянный дух восстания. Их страдания и схожие чувства других людей их круга, живших в остальных двенадцати колониях, несомненно, были напрямую связаны с движением, приведшим к принятию Конституции. Люди, появляющиеся в живых картинах — Руфус Кинг, Теофилус Парсонс[81], Тристрам Дальтон, — это отнюдь не маленькие доблестные революционные герои, какими мы их иногда считаем, уподобляя нашим отцам-основателям. Это люди, не позволившие западным революционерам захватить власть и установить такое правление, которое, как они опасались, привело бы к насилию и беспорядкам, подобным тем, что происходили в революционной Франции [123b].