Читаем Живые и мертвые полностью

Решив спастись во что бы то ни стало и не желая рисковать, он выпил болотной воды и заполз в кустарник. Лучше дождаться сумерек и попробовать перейти фронт ночью: у него было больше надежд на ночь, чем на день. Решив так, он на несколько часов заснул как мертвый и проснулся, когда в воздухе уже начинало чуть-чуть сереть.

Он встал и снова пошел и шел еще километров пять по все никак не кончавшемуся лесу. Один раз ему послышались голоса и даже раздался заставивший его вздрогнуть близкий выстрел. Если бы он пошел на эти голоса и на этот выстрел, он попал бы прямо в расположение стоявшего здесь медсанбата. Но он все еще считал, что не перешел фронт и что эти голоса и этот выстрел немецкие и ему надо идти дальше.

Наконец, когда почти совсем стемнело, он вышел из леса на перекопанное противотанковым рвом поле. Он перебрался через этот ров и дошел до каких-то выселок – трех домиков с тянувшимися сзади них плетнями.

Он поднялся на взгорок и подошел к крайнему домику. Кругом было тихо. Домик показался ему нежилым, но когда он подошел еще ближе, из-за угла дома навстречу ему вышел немолодой боец с ведром в руке.

Именно это и было как чудо! Именно то, что боец шел так запросто с ведром в руке к колодцу, не оставляло сомнений: вышел к своим.

Синцов смотрел на бойца, а боец смотрел на Синцова. Синцов был моложе бойца с ведром, тому на вид было сорок, но Синцов не представлял себе, как сейчас выглядит он сам с отросшей за двенадцать дней бородой. Поэтому его удивило, когда боец с ведром, пристально поглядев на него, спросил:

– Тебе чего, папаша?

Он молча сделал два шага навстречу бойцу с ведром, так что тот даже попятился и спросил:

– Ты к кому?

Но Синцов по-прежнему молча протянул обе руки и стал трясти руку бойца вместе с дребезжащим в ней ведром.

– Вышел!.. – только и выговорил он наконец.

– Вышел-то вышел, – сказал боец, в руке у которого все еще болталось ведро, потому что Синцов продолжал трясти ее. – Да промахнулся здорово! От нас до передовой еще километров двадцать. Так до меня никого и не встретил?

– Нет. Ночью шел, а днем в лесу лежал. Думал, еще ночь идти…

– А вы кто по званию будете? – вдруг переходя на «вы», спросил боец, попристальнее взглянув на полуседую синцовскую бороду. – Уж не полковник ли? Или подымай выше?

В глазах у него даже загорелась довольная искорка: уж не генерал ли, в самом деле, лично на него из окружения вышел?.. При всей тяжести общего положения такая история его бы немало порадовала.

Но Синцов разочаровал его:

– Я политрук.

– Так вы, товарищ политрук, или подождите, я сейчас до колодца схожу, или меня уж сопроводите, а потом я вас до нашего старшего политрука доставлю. Как раз вы до его хаты и вышли!

Синцов прошел с ним до колодца, подождал, пока он наберет воды, и, все еще до конца не веря в свое счастье, пошел обратно к избе.

– Да… бороду отпустили подходящую. – Боец ввел Синцова в сени, поставил ведро и открыл одну из двух выходивших в сени дверей: – Товарищ старший политрук, разрешите обратиться! Привел до вас товарища политрука, только что из окружения вышел!

В избе за столом сидел средних лет человек и хлебал суп из поставленного на газету котелка. Он сидел и хлебал свой суп, как-то пригорюнившись, по-бабьи подперев щеку рукой, и так, еще продолжая подпирать щеку, и повернулся к дверям. Лицо у него было доброе, мягкое, немножко бабье, а петлицы с одной шпалой были голубые, авиационные, из чего Синцов заключил, что попал в летную часть.

Одна нога у старшего политрука была в сапоге, а другая в шерстяном носке. Сапог лежал на полу, а к столу была приставлена самодельная, искусно вырезанная палка.

«Этот боец, наверное, ему вырезал», – почему-то подумал Синцов, хотя были тысячи других, куда более важных вещей, о которых он мог бы сейчас подумать.

– Что ж, заходите. – Старший политрук, немного приподнявшись, подал руку. – Эк подтянуло вас! – сказал он сочувственно. – Голодный?

– Главное бы – чаю! – сказал Синцов: хотя он уже вторые сутки не ел, ему больше всего хотелось согреться.

– Чай так и так будет, – кивнув на стоявший на столе чайник, сказал старший политрук. – А вот похлебайте покамест. – И, вытерев хлебом ложку, подвинул по столу котелок вместе с газетой.

Синцов взял ложку и стал есть, а старший политрук сидел напротив и смотрел на него, не на то, как он ел, а именно на него.

Не дохлебав несколько ложек, Синцов поймал этот взгляд и вспомнил, что сидит в шапке. Тогда, с трудом оторвавшись от ложки и котелка, он обеими руками взялся за шапку и, охнув от боли, снял ее. В одном месте она немного приклеилась к бинтам.

– Ранены? – Старший политрук увидел бинты с темным пятном крови.

Но Синцов дохлебал последние две ложки и лишь после этого ответил:

– Не сильно. Оглушило так, что еле очухался, а сама рана – только кожу с волосами содрало…

– А где перевязывались? – Старший политрук налил и пододвинул Синцову кружку чая.

Вопрос был естественный: Синцов шел, не снимая шапки, и бинты остались почти свежими. Он рассказал, где и как его перевязывали, и, начав с этого, рассказал и все остальное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза