Живые и мертвые классики

Бегу по строчкам дальше: «Удивительно: за десять лет были поддержаны финансовые воротилы, магнаты, а вот дело великой русской литературы…» Какие воротилы — Шолохов? Нет, это Березовский да Ходорковский, Гусинский да Вексельберг, Фридман да Смоленский…. А «поддерживали» их, т. е. за гроши отдали величайшее народное богатство — Тукай? Нет, Горбачев и Ельцин, Чубайс и Черномырдин. А теперь «поддерживает», то и дело твердя, что пересмотра грабиловки не будет, тот же Путин, гипотетический читатель Фета, и вся его гоп-компания.

Читаю, уже скрежеща зубами: «Дума, Совет Федерации боятся творческих союзов». А кто во главе Думы — Горький? Кто руководит Советом Федерации — Леонид Андреев? Запишите, уважаемый Валерий Николаевич: в Думе — знаток марксизма Грызлов, в Совете Федерации — гениальный даже по внешнему облику Миронов. Нет, дорогой председатель, они не боятся Союза писателей, а просто плюют на него, а вот вы действительно боитесь их, да так, что даже не смеете вслух произнести хоть одно имечко, прячась за частокол: Гоголь… Достоевский… Горький….

«Нет возможности представить на телеэкранах образцы подлинной литературы. Нет элементарного внимания к личности писателя, пренебрежение…» и т. д. Не только нет внимания, дорогой Валерий Николаевич, но даже растет пренебрежение к нам. Помнится, на какой-то наш съезд все-таки прислали манекенщицу В.Матвиенко, тогда вице-премьера. А теперь?.. Ну, неужели не можете встать и сказать на всю страну как собрат Пушкина и коллега Горького: «Вы, товарищ Путин, на открытие Еврейского культурного центра в Марьиной Роще не только явились, как штык, предварительно сладко отобедов с Хазановым в подаренном ему Лужковым особняке, но и речь там толкнули, еврейские анекдоты травили, а нас, членов Союза писателей России, более шести тысяч, но вы и не ворохнулись. Как же вас теперь называть: президент России или ходец по ковровым дорожкам, ведущим в синагогу?»

«Правда» 3 июня напечатала еще о съезде статью Виктора Кожемяко «Возвысить попранное слово!». Ну что за слог!.. Здесь примечательны слова Владимира Личутина, сказанные, видимо, в ответ докладчику: «Непонятно, куда наши вопли обращены». То есть не к небесам ли? С этим нельзя не согласиться. Но дальше странно было прочитать: «Если власть нас не признает… то, значит, какая у нас власть?» Во-первых, странно, что 65-летний лауреат премии имени Льва Толстого до сих пор не понял, какая у нас власть. Во-вторых, еще более странно, что свой вопрос он огласил с трибуны только после того, как понял, что власть не признает «нас», т. е. писателей. А его учитель Лев Толстой считал себя «адвокатом стомиллионного крестьянского народа», и для него главным было то, что власть, как и теперь, «не признавала» этот народ, а не его лично.

Еще содержательней вот что. Один неназванный гость съезда, ехавший в Орел вместе с делегатами, поделился, видимо, с трибуны «грустным наблюдением». Идут, говорит, по вагону «поистине выдающиеся отечественные писатели», «живые классики»: идет Герой Труда и суперлауреат Михаил Алексеев, идет Герой и Ленинский лауреат страстный Егор Исаев, идет такой же Герой и мультилауреат Валентин Распутин, идет почти столь же обильный лауреат Василий Белов, идет Владимир Крупин, не очень лауреат, но автор «Живой воды» и, значит, тоже весьма живой классик, идет Виктор Лихоносов… Ровно полдюжины. Идут и идут, «а на них… никто не обращает внимания!» — горько и гневно воскликнул гость съезда и повторил за ним Виктор Кожемяко. И с чувством добавил: «Можно представить нечто подобное в советское время?»

Интересно, а чего они ожидали? Что пассажиры устроят бурную овацию? Или вскочат и рявкнут: «Слава живым классикам!» Или запоют «Вы жертвою пали в борьбе роковой?..» Даже когда Пушкин появлялся в театре, то, по воспоминаниям современников, лишь все бинокли и лорнеты поворачивались в его сторону и на сцену уже никто не смотрел. Однако, никто не шумел «Да здравствует солнце русской поэзии! Ура!»

Мне в жизни приходилось встречать на улице, в метро, в театре некоторых известных писателей, с которыми не был знаком. Например, встречал Пастернака — один раз на Тверском бульваре, второй раз в метро, третий — в Консерватории (он мне тогда билет на концерт Нейгауза продал). Но если бы в трамвай вошел даже Лев Толстой, я, конечно, лишь уступил бы ему место и постарался искоса разглядеть его. А что еще? Неприлично же глаза пялить или затевать разговор, если человек тебя не знает, тем более орать: «Привет зеркалу русской революции!»

Конечно, было бы отрадно, если хотя бы уже перед Орлом кто-то в вагоне узнал, скажем, Алексеева и воскликнул: «Михиал Николаевич, дорогой, вы ли это? Да как же я сразу-то не разглядел? Ведь я ваш давний-предавний читатель. Приобретал все ваши книги. Читаю и перечитываю. Отменно вы поработали. Наслаждаюсь…»