Живые и мертвые классики

Дальше — 1976 год, вечер Андрея Вознесенского в Доме актера. «Вечер окончен. Нас ведут (!) в кабинет директора Александра Моисеевича Эскина. Шампанское, фрукты, конфеты… Андрей угощает. Но почетная гостья Лиля Юрьевна делает только один глоток (85 все-таки!). В ее огромных темных глазах неувядающей красоты — печаль и усталость. «Мы только что из Парижа… Завтра сочельник. Приходите…»

Завтра: «За стол! За стол!.. Пусть каждый берет сам». А уж брать-то есть что!.. В Москве тех лет с пустыми полками магазинов — икра, крабы, угри, миноги, заливной судак, копченый язык, колбасы всевозможных сортов, французский сыр, марроканские мандарины…»

Всего этого хрупкая женщина при благоприятном ветре добилась через министра внешней торговли и председателя Госбанка Алхимова. А тот будто бы утряс дело «не иначе как с Сусловым». Она всю жизнь была хрупкой владычицей могучих ветров.

Еще? «Лиля Юрьевна благоухает французскими духами. Ухоженное лицо, где морщины выглядят как искусная графика, кажется творением великого мастера. Ее рыжие волосы, тронутые уже не скрываемой сединой, изумительно сочетаются с темно-карими глазами, серебряной брошью с большим самоцветом посредине, цепочками разноцветных бус и благородно черным тоном платья, для нее одной сочиненного, ей одной посвященного. В кокетливые сапожки засунуты ноги немыслимой тонкости. Спички — не ноги…» Разумеется, все это, в том числе ноги, изумительно сочеталось с миногами, крабами, копченым языком и с колбасой за два двадцать.

Дальше цитировать это ювелирно-гастрономическое сочинение лауреата «Литературки» я не в силах.

Обратимся к шедеврическому сочинению другого бриковеда: В.Катанян. «Лиля Брик, Владимир Маяковский и другие мужчины». И другие, понимаете?

«Лиля с пятнадцати лет вела счет поклонникам». Тут можно ограничиться сухим перечнем. Именно в пятнадцать лет ее занесло в Бельгию. Там какой-то студент сделал ей предложение. Она отказала, но адресочек оставила. Он прислал открытку: «Я умираю…». Но, кажется, пережил ее. «Вскоре семья приезжает в Тифлис, и Лилю атакует молодой богатый татарин». Предлагал две тысячи за прогулку с ним по Военно-Грузинской дороге. Вдруг — Польша. «Там родной дядя вне себя падает пред ней на колени и бурно требует выйти за него замуж». Едва унесла ноги-спички… Дрезден. Там женатый хозяин санатория требует того же. А в Москве объявился сын миллионера Осип Волк. И он пытался, но не съел Красную Шапочку. Потом появился учитель музыки. И вот «из любопытства они сошлись. Его сестра вышла на кухню мыть посуду, и пока там журчала вода, в столовой на диване это все и произошло». По другим сведениям, — на пуфике.

Тут вспоминается один рассказ Эммы Герштейн о горемыке Надежде Мандельштам: «Ей не исполнилось еще шестнадцати, когда она влюбилась в своего репетитора. Товарищ старшего ее брата, он относился к ней бережно. Но Наде это не нравилось, и она решилась… Убежала из дома на маскарад, заинтересовала там какого-то поручика и поехала с ним в номера… Вернувшись домой, позвонила своему репетитору и сообщила о случившемся. Тот взвыл и потребовал, чтобы она тотчас к нему приехала, что и было выполнено. «Вы подумайте, в первую ночь — двое!» — восхищенно говорила она мне… У меня было чувство, что я имею дело с существом какой-то другой породы» (Мемуары. М., 1998. С. 388).

Но в отличие от Нади для Лили удовлетворение любопытства обернулось беременностью, хоть и случилось все на пуфике под шум водопроводного крана. «Это был настоящий скандал в благородном семействе, и родные предприняли все нужные меры».

Что было потом? В Москве — Гарри Блюменфельд, только что приехавший из Парижа. В Мюнхене — Алексей Грановский. «Лиля продолжала роман с Грановским, не прерывая любовных отношений с Гарри», — т. е. тоже двое сразу, но не обязательно в одну ночь.

Наконец появился Осип Брик. Он писал матери: «Лиля, моя невеста, молода, красива, образована, из хорошей семьи, еврейка, страшно любит меня — чего же еще? Ее прошлое? Это детские увлечения, игра пылкого темперамента». Родители были против брака, но сдались.

Однако игра пылкого темперамента продолжалась и после замужества. Появился некий Лева Гринкруг, сын банкира. «Он был одним из самых элегантных юношей Москвы, выписывал костюмы из Лондона, носил монокль, делал дорогие подарки возлюбленным».

Извини, читатель, дальше я уж совсем не могу. Вот таким был и показанный нам фильм. Дальше — Ярослав Смеляков, разгадавший загадку Бриков:

«Я СЕБЯ ПОД ЛЕНИНЫМ ЧИЩУ…»