Живые и прочие

Панна, надо отдать ей должное, держалась. В гондоле было темно, только от горелки разливались дрожащие отсветы; воздух, несмотря на снижение забортной температуры, согрелся и стал тяжелым. Полковник обливался потом, удерживая рули, стараясь не прислушиваться к доносившимся сквозь вой и грохот бури стонам такелажа. Оборвись один-два каната — не страшно, думал он, но если больше? Если нарушится центровка… рухну к чортовой матери… рухнем то есть, нет, нет, надо удержаться… Грыцюк скинул куртку, снял шлем, хотя из-за стенок гондолы то и дело прорывался режущий ледяной сквозняк. Полковник сосредоточил все душевные силы на рулевых тягах и не выпускал рычагов, упираясь всем телом, направляя почти неуправляемую «Уточку» и надеясь, что вот-вот эта чортова свистопляска кончится, потому что же все на свете имеет конец…

И она кончилась, конечно. «Уточку» резко толкнуло вниз, а затем аэростат неуклонно, хоть и медленно стал опять набирать высоту, в залепленных льдом окошках забрезжил свет. И стало тихо. Разумеется, шумела горелка, но по сравнению с ураганом это была тишина. Грыцюк с усилием оторвался от рулей, все мышцы у него ныли; первым делом он отыскал глазами храбрую панну: как она-то, цела?

Панна была цела. Смущенно пряча лицо, она выползла из-под груды рассыпавшихся мелких вещей. Левый глаз у нее все-таки слегка заплыл, руки были исцарапаны.

— Ой, до чего ж вы, пан полковник, на чорта похожи, — тихо, со смехом проговорила она. — И усы у вас, как у того кота, торчат.

— Сами-то, — отвечал полковник, переводя дух, — сами хороши!

И он тоже засмеялся. Чувство облегчения было такое сильное, что они оба хохотали и хлопали друг друга по плечам и по спине, пока до полковника не дошло, что он, по сути дела, обнимает панну. Да и панна тоже смутилась.

— У вас лоб пораненный, — сказала она, отодвигаясь. — Чем бы протереть?

— Подождет, — сказал полковник. — Дайте-ка, посуньтесь, мне надо взять координаты…

До сих пор расчеты не подводили. Создаваемая Луною сила плавно тянула их к Тверди. Полковник долго смотрел в окуляр на полный светлый диск, пока почти все поле зрения не оказалось залито ровным золотым светом. Тем временем панна довольно ловко разложила и расставила все, что было сметено и сорвано с мест, нашла аптечку и уже держала наготове мокрую салфетку и пластырь.

— А себе я что-нибудь железное приложу, оно и пройдет. А к вам другой стороною буду поворачиваться.

«Да хоть какою стороною, — подумал полковник, — все равно краше тебя, моя зоренька, нету…»

Луна меж тем все приближалась.

Полковник и панна Дарина по очереди заглядывали в телескоп. Но там лишь слегка дрожало золотое марево.

— Что там будет… — вполголоса прошептала панна.

Полковник не ответил. Он не знал, никто не знал этого во всем огромном, оставшемся внизу мире, и от этого стискивалось сердце. Грыцюк вспомнил, как в молодости выходил в ночные рейсы — похожим чувством ожидания были наполнены те минуты и часы, пока из неизвестности и тьмы не показывались одни за другим опознавательные огни аэродрома…

На Луне аэродромов не было.

И все же, как и тогда, когда Луна была лишь бледным рогом или сияющим диском на темной Тверди, — как и тогда, каждое мгновение ожидания наливалось удивительной полнотою жизни. А теперь еще этот радостный свет вокруг… Полковник расправил плечи и достал помятый бортовой журнал. Пока он записывал, панна нашла себе какое-то занятие в дальнем от него углу. Потом позвала:

— Идите кушать, пан полковник, — и оказалось, что у нее там припасены и сыр, и свежая паляница, и даже квас.

— Что бы я без вас делал, дорогая панна!

— Да хлеб бы с колбасою жевали, на охриманский манер, — отвечала панна. — Уж не пропали бы. А на Луне, если будет, конечно, такая возможность, я вам чаю горячего на спиртовочке сварю.

— У вас тут полевая кухня прямо!

— Кухня не кухня, а так… что положено, — довольно серьезно отвечала панна Дарина. — А вот фотоаппарат ваш, кажется, бурею повредило.

Полковник сокрушенно вздохнул.

— Впрочем, — сказал он, вертя в руках помятую камеру, — кто его знает, дорогая панна, будет ли там вообще на что посмотреть… А не будете ли вы так любезны взглянуть на приборы? Что-то мне сдается, мы движемся все скорее и скорее — и это мне…

Он не договорил. Снаружи свист рассекаемой такелажем воздушной среды и в самом деле усилился. «Падаем», — мелькнуло в уме.

— Как бы это сказать, — отозвалась вполголоса панна, — прилуняемся, что ли?

Полковник кивнул. Следовало развернуть рули, чтобы хоть немного замедлить столкновение с Луною, но он опоздал. Свист сделался пронзительным, «Уточку» поволокло и затрясло, как телегу на проселочной дороге, тут же что-то мелькнуло в окошках гондолы, стремительно пронеслось сверху вниз. Панна Дарина прильнула к окуляру.

— Что там такое?

— Не пойму, — растерянно отвечала панна, — вижу что-то, а что — не разберу… Та вы сами поглядите, что ли.