Живые. История спасшихся в Андах

Родственные связи Фито и Эдуардо Штраухов и Даниэля Фернандеса обеспечивали им преимущество перед остальными в том смысле, что кузены легче переносили не физические, а душевные страдания, обусловленные одиночеством в горах. Их суждения и поступки отличались прагматизмом, от которого было больше пользы, чем от красноречия Панчо Дельгадо и обходительности Коче Инсиарте. Уже в первую неделю после аварии кузены Штраух и Фито проявили настоящее мужество. Их недюжинная стойкость перед лицом горькой правды, умение принимать трудные решения помогли спасти несколько жизней, и выжившие были благодарны им.

Фито, самый молодой из них, заслужил огромное уважение товарищей, когда среди всеобщей суматохи организовал спасение погребенных под снегом. Благодаря его реалистичному взгляду на вещи и упорной вере в спасение многие связывали исполнение своих надежд именно с ним. Карлитос и Рой предложили назначить Фито лидером общины вместо погибшего Марсело, но тот отказался. Он не считал нужным узаконивать влияние кузенов Штраух на всех выживших.

Самая трудная и неприятная повседневная работа состояла в разделке трупов, ее выполняли Фито, Эдуардо и Даниэль Фернандес. На это ужасающее занятие не решались даже такие хладнокровные люди, как Паррадо и Висинтин. Мертвецов следовало извлечь из-под снега и положить на солнце. Сильный мороз сохранял тела такими, какими их застала смерть. Живому стоило неимоверных усилий резать погибшего друга под его остекленевшим взглядом, поэтому Штраухи всегда закрывали мертвецам глаза.

Штраухи и Фернандес, нередко вместе с Сербино, отрезали крупные куски мяса и передавали следующей группе юношей, а те разрезали их бритвенными лезвиями на порции. Эту работу все соглашались выполнять охотнее, ведь когда в руки попадало уже разделанное мясо, легче забывалось о том, что это такое на самом деле.

Потребление мяса жестко нормировалось. За продовольственной дисциплиной следили все те же Штраухи и Даниэль Фернандес. В полдень каждый обитатель «Фэйрчайлда» получал основную порцию, совсем маленькую, весом не более полуфунта[73], но самые трудолюбивые работники со всеобщего согласия поощрялись более крупными кусками, а будущие скалолазы брали столько мяса, сколько хотели. Труп всегда съедали полностью перед тем, как размораживать следующий.

Есть приходилось почти все части тела и органы. Канесса знал, что печень — кладезь витаминов, и потому съедал ее сам, призывая общину следовать его примеру, пока это не стало привилегией четверки «воинов». Преодолев отвращение к печени, юноши были готовы перейти к сердцу, почкам и внутренностям. Им было легче есть эти органы, чем европейцам и североамериканцам, ведь уругвайцы нередко готовят жаркое из оленьей требухи. Слои жира, извлекаемые из тел, сушились на солнце, пока на их поверхности не образовывалась корочка, после чего шли в пищу. Жир служил источником энергии, но особым спросом не пользовался, зато его потребление не ограничивалось, как и поедание мяса, оставшегося от первых разделанных трупов и разбросанного по снегу. Лишь четверка избранных получала мяса вдоволь. Остальные недоедали, но соглашались с тем, что пищу следовало экономить. Выбрасывали только легкие, кожу, головы и гениталии.

Таковы были правила, но в общине начались мелкие кражи. Штраухи закрывали на это глаза. Наибольшей популярностью пользовалось разрезание тел на крупные части: время от времени можно было отправить в рот ломтик-другой. Так поступали все, кто резал мясо, даже Фернандес и Штраухи, и никто не возражал, если подобное поведение не выходило за разумные пределы. Если работник съедал один кусок из десяти предназначенных для остальных, это считалось более-менее допустимым. Манхино иногда сокращал пропорцию до одного к пяти или шести, а Паэс — до одного к трем, но ребята никогда не скрывали своих действий, хотя и прекращали втихомолку есть мясо, если нарастало возмущение.

Эта система, подобно добротной конституции, была справедливой в теоретическом отношении и достаточно гибкой, так как учитывала слабости человеческой натуры. Тяжелее всего приходилось тем, кто не мог или не хотел работать. Эчаваррен и Ногейра постоянно находились в самолете из-за сломанных, опухших и гангренозных ног. Они с трудом выбирались из гамаков и выползали наружу, только чтобы справить нужду или растопить снег. У Дельгадо тоже была сломана нога, а рана на ноге Инсиарте начала гноиться. Об их участии в нарезке мяса и сборе в снегу неоприходованной пищи не могло быть и речи. Метоль все еще страдал от приступов высотной болезни. Бобби Франсуа и Рой Харли в некотором роде тоже пострадали, правда не физически, а морально. Они могли бы работать, но шок после авиакатастрофы, а в случае с Роем еще и шок, вызванный снежным обвалом и неудачным исходом пробной экспедиции, похоже, лишил их целеустремленности. Они сидели без дела и грелись на солнце.