Живые. История спасшихся в Андах

Еще одной бедой Альгорты была амнезия. Юноша все никак не мог вспомнить, что он и его товарищи делали в последние дни перед вылетом. Однажды он в приливе радости начал бегать вокруг самолета, услышав от Инсиарте, что в континентальном чемпионате по футболу победил аргентинский клуб. Это, конечно, было неправдой. Потеря памяти имела для Альгорты и более серьезные последствия. Он совершенно забыл, что главной целью своего путешествия в Чили избрал вовсе не приобретение дешевых учебников по экономике и не изучение специфики южноамериканского социализма, а встречу с девушкой, с которой познакомился, когда жил в Сантьяго. Альгорта верил, что любит ее, но они не виделись уже полтора года, а переписка не могла в достаточной мере подпитывать их роман. В Чили он собирался окончательно разобраться в своих чувствах, но после авиакатастрофы начисто забыл о девушке. Одной из причин, по которой он теперь стремился в Монтевидео, было желание найти там подругу сердца.

Альгорта ясно отдавал себе отчет в том, что должен работать, и его трудолюбие получило одобрение кузенов Штраух. Он чувствовал себя чужаком, поскольку не мог поддерживать частые беседы о сельском хозяйстве, но гнетущего одиночества все же не испытывал.

Трое парней, ставших неформальными лидерами маленькой общины, а именно Эдуардо и Фито Штраухи и Даниэль Фернандес, не особенно выделялись среди товарищей личностными качествами. Они заняли главенствующее положение в коллективе лишь благодаря своей сплоченности.

Даниэль Фернандес — второй по старшинству после Металл — понимал, что возраст налагает на него определенные обязательства по отношению к младшим. В свои двадцать шесть он уже был довольно зрелой личностью и усердно работал, стараясь поддерживать порядок в салоне, собирал документы и следил за распределением зажигалок и ножей. Он растирал обмороженные ноги Бобби Франсуа (за это Бобби пообещал стать его рабом в Монтевидео) и предложил Канессе воздержаться от опасной, грозившей осложнениями операции на ноге Коче. Застенчивый по натуре, Даниэль тем не менее любил поговорить по душам. Все находили его сдержанным, ответственным и честным парнем. Ему недоставало лишь физической силы и упорства.

Эдуардо Штраух, несмотря на свое прозвище, на немца походил гораздо меньше, чем два его кузена. Внешне он имел сходство с матерью, представительницей семейства Уриосте, и был не таким высоким, как Фито. Его отличали легкий характер и изысканные манеры. Эдуардо был наиболее просвещенным и сведущим (возможно, потому, что совершил путешествие по Европе) и выделялся самым широким кругозором. В целом юноша имел спокойный нрав, но иногда мог сорваться и впасть в ярость. Он был склонен держать дистанцию, особенно с Паэсом, но, как и Фито, снисходительно относился к более молодым и вызывающим у многих раздражение ребятам, таким как Манхино и Франсуа.

Фито Штраух был менее сдержанным, чем Эдуардо, но обладал способностью вселять веру в благополучный исход суровых испытаний. Суждения Фито о тяжелом положении, в котором они все пребывали, всегда оказывались самыми оптимистичными и взвешенными. Он смастерил темные очки для защиты глаз от нестерпимо ярко сверкавшего на солнце снега. Взяв из кабины пилотов солнцезащитные щитки, сделанные из тонированного пластика, Фито вырезал из них два кружка и прикрепил к пластиковой оправе, изготовленной из обложки папки с полетной документацией.

Но и у Фито случались срывы. Как и Даниэля Фернандеса, его раздражал Манхино. Он ссорился с Эдуардо, устраиваясь с ним на ночлег, а однажды так рассвирепел, когда Альгорта во сне случайно навалился на него, что вскочил на ноги и завопил:

— Ты что, убить меня вздумал?!

Альгорта приоткрыл глаза, сонно пробормотал: «Фито, ну как ты можешь такое говорить?» — и тут же опять уснул.

4

Сложившаяся система взаимоотношений обитателей «Фэйрчайлда» функционировала вполне эффективно. В ней, как в Конституции Соединенных Штатов Америки, имелись сдержки и противовесы. Штраухи вместе с помощниками ограничивали власть участников готовящейся экспедиции, а те, в свою очередь, — власть Штраухов. Члены обеих групп уважали друг друга и проводили в жизнь свою политику со всеобщего молчаливого согласия.

Двое выживших не принимали активного участия в работе общины из-за серьезных травм — Рафаэль Эчаваррен и Артуро Ногейра. Оба ночевали в гамаке, сделанном Канессой, и покидали салон крайне редко. Ходить они не могли из-за сильной боли, а когда выползали наружу, теряли почти все силы, какие у них еще оставались.

Эти юноши разительно отличались друг от друга по образованию и характеру. Двадцатиоднолетний Ногейра был студентом экономического факультета и убежденным социалистом, а двадцатидвухлетний Эчаваррен относил себя к консерваторам и занимался разведением молочного скота. Свои кардинально противоположные взгляды на жизнь они вряд ли поменяли бы даже на ложе страданий. Ночью любое непроизвольное движение одного вызывало сильную боль у другого.