Живые. История спасшихся в Андах

В субботу, 16 декабря, в девять часов утра Паррадо и Канесса снова отправились к вершине. Паррадо шел первым. В отсутствие Висинтина их рюкзаки стали еще тяжелее. Воздух на такой большой высоте был сильно разреженным. Сердца покорителей гор бились учащенно, и после каждого третьего шага им приходилось останавливаться и переводить дух, прижавшись к отвесной скале.

Подъем занял три часа. На вершине они отдохнули и начали внимательно разглядывать склон, чтобы наметить маршрут спуска. Снега там лежало гораздо меньше, долина, в которую они направлялись, достаточно хорошо просматривалась, и все пути казались одинаково подходящими, поэтому ребята наугад выбрали один из них и пошли вниз. Каждый шаг давался с огромным трудом. Склон оказался довольно крутым и во многих местах не скалистым, а сланцевым. Они шли в связке, используя нейлоновый ремень из багажного отсека «Фэйрчайлда» как страховочную веревку, но чаще всего приходилось просто скользить на спине и ягодицах — Паррадо впереди, Канесса за ним, — вызывая сход маленьких лавин из мелких серых камней. У обоих от усталости подкашивались ноги, и было ясно, что хватило бы одного неверного шага, чтобы упасть и кубарем покатиться с горы, а оступившись, любой из них мог вывихнуть ногу, что в их положении также не сулило ничего хорошего. Канесса завел продолжительную беседу с Богом. Когда-то он смотрел фильм «Скрипач на крыше» и теперь вспомнил, что герой этой картины по имени Тевье разговаривал со Всевышним, как с другом. Юноша взял пример с киноперсонажа.

— Господи, пусть нам будет тяжело, — твердил он, — но только сделай так, чтобы этот путь оказался нам по силам.

Они достигли места, где часть склона находилась в тени другого пика. Там еще лежал глубокий снег, поверхность его была твердой и гладкой, а сам склон — очень крутым. Паррадо решил скатиться по нему на самодельных санях. Он отвязал ремень, сел на одну из двух своих подушек, между ног расположил алюминиевый шест, чтобы использовать вместо тормоза, и, оттолкнувшись им от снежного наста, заскользил вниз. Нандо сразу набрал внушительную скорость. Он попытался воткнуть шест в снег, чтобы замедлить спуск, но это не дало никакого эффекта. Скольжение все ускорялось и быстро достигло, по оценкам Паррадо, скорости 60 миль в час[96]. Юноша попробовал тормозить пятками, но все попытки оказались тщетными, и он здорово испугался, что может опрокинуться и сломать ноги или шею.

Внезапно впереди, прямо по курсу, замаячил большой сугроб. «Если под снегом камни, — мелькнуло в голове Паррадо, — мне конец». Он врезался в снежную массу и остановился. Неловкий саночник не лишился чувств и даже не сильно ушибся. Камней под снегом, по счастью, не оказалось.

Спустя несколько секунд с ним поравнялся Канесса.

— Нандо, Нандо, ты цел?! — прокричал он.

Из сугроба появилась высокая шатающаяся фигура.

— Я в норме, — ответил Паррадо. — Идем.

Напарники продолжили спуск с большей осторожностью и к четырем часам дня добрались до широкого плоского уступа. Они понятия не имели, где находятся, но решили, что здесь им стоит отдохнуть и до наступления темноты высушить одежду. По их подсчетам две трети пути к долине уже были позади. Парни сняли гетры, чтобы просушить на вечернем солнце, а когда стемнело, залезли в спальник и уснули. Ночь выдалась не очень холодной, но сон их был тревожным.

Они проснулись, едва занялась заря, однако выбрались из спального мешка, только когда на него упали теплые солнечные лучи. Позавтракав сырым мясом и сделав по глотку бренди, ребята продолжили путь. Шел шестой день экспедиции. К полудню они добрались до подножия горы, оказавшись там, где и рассчитывали, — у начала долины, оканчивающейся вдалеке развилкой. Долина полого спускалась к западу (уклон не превышал десяти-двенадцати градусов) и была покрыта снегом, глубоким и рыхлым в это время суток, поэтому путники надели снегоступы. Когда они, пообедав, побрели вперед, тяжело ступая промокшими подушками по снежному месиву, солнце стояло прямо над ними. Обоим было жарко, но они предпочитали потеть под четырьмя свитерами, не тратя время и силы на раздевание.

На рюкзаке Канессы порвалась лямка, и ему пришлось остановиться, чтобы устранить повреждение. Он порадовался возможности сесть и передохнуть, так как уже начал терять остатки сил. Оглядываясь назад и видя Канессу сидящим в снегу, неутомимый Паррадо кричал товарищу, чтобы тот прекращал прохлаждаться. Канесса медленно вставал и начинал плестись вслед за Нандо. На ходу он молился. Каждому шагу соответствовало одно слово молитвы «Отче наш». Паррадо же больше думал о своем земном отце, нежели об Отце Небесном. Он чувствовал, что отец безмерно страдает и нуждается в нем, и шел вперед не столько ради того, чтобы спастись самому, сколько ради спасения этого человека, которого очень любил.