Живые консоли

– И все же они существуют, – серьезно заявил Санчес.

– Я еще в детстве запомнила одну штуку, – назидательно сказала Вероника. – И тебе не мешает ее знать, это азбука. Записываешь в память? Сеть – система с высокой степенью самоорганизации, и она не допустит в себя ни одного бита, способного разрушить ее изнутри. Пускай я просто заучила эту теорему и не помню доказательства, но оно очень строгое, понял?

– Кто вбил в тебя такую чушь? – возмутился Санчес. В досаде он хлопнул ладонью по экрану, отчего интерактивной опухшей девице показалось, будто на нее упал потолок: она нелепо вскрикнула и булькнула горлом. – Ты полагаешь, фольклор мог сам собой породить миф о хакерах, не имея никаких независимых данных для преобразования сетевого бытия в культурный гумус?

– Ничего не понимаю, – буркнула Вероника. – Что еще за гумус такой? Что это значит, бит побери?

– А, с тобой бесполезно спорить, ты не владеешь историческим аспектом жизни на Земле. Чтобы ты знала (я изучал эту тему и точно знаю), Сеть была создана на основе углеродно-кремниевых микропроцессоров, а до нее существовали отдельные вычислительные микросети, в которых и орудовали древние хакеры. Это как тайная секта, понимаешь? Они невидимы даже для сетевой полиции с ее мощными средствами слежения, но они есть. Иначе почему, по-твоему, появляются законы вроде того, который я цитировал?

– Это был ты? А голос не твой.

– За кадром говорил я, тупица!..

– Ну вот что, умник! Или ты занимаешься моей постановкой, или я ухожу! Мальчишка!.. Еще член не отрос как следует, а уже поучаешь.

– Отрос! Хочешь, покажу?

– Отвяжись, кретин, – смутилась Вероника и вскочила на колени, поправляя на себе одежду. По верхушкам кустов прошел ветер, некоторые из них надломились и рассыпали вокруг хрупкие листки.

– Стабилизация, – сказал в сторону Санчес. После некоторого сопротивления лес медленно принял прежний вид: ветви обросли вновь, покрывшись сперва мелкими почками, а затем и листьями. – Ты слишком эмоциональна, – укоризненно пробормотал он, не глядя ей в глаза. Она тоже уставилась в ровные ряды правильных травинок. Внизу живота, к ее неподдельной досаде, стало горячо.

39

Водитель флаера уверенно вращал штурвал, неуклонно набирая высоту. Но даже спустя три минуты непрерывного подъема по обеим сторонам все так же возвышались глухие, звуко– и теплонепроницаемые стены. Через каждые десять-пятнадцать метров они были утыканы блестящими глазками камер.

Снежинки, расплющиваясь о поверхность аппарата, плавились и стекали вниз тонкими прозрачными ручейками.

Ирина быстро задремала – теперь она твердо верила, что скоро попадет в надежные руки врачей и ей не грозят вечные скитания в холодных, чуждых людям катакомбах. Тима тоже был спокоен, несмотря на угрозу встречи с психиатром, и с трудом держал глаза открытыми, чтобы не уснуть. Он твердо вознамерился увидеть пункт назначения. Ему еще никогда не приходилось бывать в клинике – да и как можно повредить здоровье, непрерывно получая витамины и прочие полезные препараты?

Передний экран расцвел сигнальными огнями посадочной площадки. Между двух бесконечных стен распахнулся узкий проем, из которого и вынырнул флаер, сразу окунувшись в световые конусы, рассеянные по сумеречному небу. Оно было исчерчено следами летящих снежинок, будто камера Вильсона треками нейтральных элементарных частиц. Корпус машины слабо вздрогнул – встречный ветер резко сменился на боковой. Система стабилизации за долю секунды выровняла машину, и та пошла на снижение в круг, очерченный зелеными фонариками.

Влас обернулся и глянул на разморенную Ирину.

– Не спите? – поинтересовался он. Мальчик нежно толкнул соседку в бок, вызывая к жизни расплывшиеся в тепле мышцы ее утомленного тела. – Не волнуйтесь, с вами все будет в порядке.

– А мы и не волнуемся, – зевнула девочка, лукаво косясь на товарища. – Придешь меня проведать после операции?

– Если можно. Вдруг там карантин?

– Что за чепуху ты болтаешь? Ты что, заразный?

– Я не заразный, – насупился Тима.

– Ладно, я пошутила, – с неожиданной теплотой проговорила она и придвинула к нему мягкое плечо. – Ты мне даже нравишься – такой смелый!

Под опорами флаера скрипнул бетон посадочной площадки, полукругом выдававшейся из монументального здания. Все четверо вышли под снег. На ходу Тима задрал голову, чтобы охладить лицо, и увидел вереницу прожекторов – быстро превращаясь в размытые точки, они исчезали в белесой пелене.

По коже колко ударил ветер, разом отняв накопленное организмом тепло. От стоящих на площадке машин (явно припаркованных совсем недавно) в освещенные двери тянулись прямые цепочки полузанесенных следов.

В небольшом, напрочь лишенном мебели холле, исключительно функционально спроектированном, Руди тут же куда-то скрылся. Младший в это время с помощью сенсора на стене вызвал женщину-биона и без единого слова передал ей Ирину. Та пару раз оглянулась на мальчика, пока не скрылась за поворотом узкого коридора. В свете белых ламп, между углами доступных обзору внутренних переходов бесшумно мелькали фигуры сотрудников клиники.