Живые не любят умирать

– У каждого свое предназначение. У каждого своя судьба, своя «программа стирки». Кто-то пришел в этот мир, чтобы искупить вину, а кто-то – чтобы помочь ему в этом.

Думала я долго. Наконец нервозно вымолвила:

– Чикатило был орудием Господа?! Помогал ему в очищении душ? Но этого не может быть! Люди страдали и этим путем искупили грехи прошлых жизней?

– Может, этой жизни. Может, бытия на небесах. Никто не знает. Только Бог.

– Но это… слишком! Такая смерть – это… слишком!

– Только Бог знает, что слишком, а что нет.

– Но Чикатило? Его душа ведь поплатится за это? – Для меня это было очень важно. Пашина мечта – мир во всем мире, моя же – справедливость всегда должна торжествовать.

– А может, уже поплатилась? – вопросительно изогнула собеседница одну бровь. – Еще до того, как он убил свою первую жертву? Катя, такие люди имеют значительные отклонения в психике. Некоторые – с рождения, кто-то пострадал в детстве. От жестокости взрослых.

– То есть… – я сглотнула, – если меня убьют, значит, я заслужила? Если не заслужила, останусь жива. Раз уж мне суждено испытать боль – на то воля Божья, и я должна ее испытать. Спасибо! – подпрыгнула я и, следуя внезапному порыву, чмокнула старушку в щечку, затем пулей полетела к выходу, услышав за спиной:

– Эх, Катя, Катя…

Пока я общалась с Инной Михайловной, парни спаивали (читай: усыпляли) охрану. На пороге моей комнаты они появились ближе к одиннадцати вечера.

– Итак, – Логинов с радостью принял бразды правления в свои руки, – встречаемся здесь же через пятнадцать минут, экипировка та же. – Повернувшись к другу: – Можно без вилки.

– Без вилки не получится, – не согласился Павел. Я думала, Жека воскликнет: «Ка-ак, бунт на корабле?» Но он лишь внимательно смотрел на друга, решив сперва узнать причину неповиновения. – До полуночи стереть все свои отпечатки не успеем. А следовательно, мы узнаем ее.

Мы продолжали молчать, внимательно слушая собеседника и ожидая продолжения, так как Павел до конца не изъяснился (что было весьма в его стиле), но оно так и не наступило. Тогда Женька взялся уточнить:

– Кого – ее? Кого мы там узнаем? Убитую горничную?

– Не-ет, – пропел Самойлов. – Тайну!

– Боже, не начинай снова! – он разозлился, а я почувствовала шевеление мурашек на своей коже. А ведь Павел прав. Те огни, откуда они взялись? А монстры из письма Ивана? Вдруг мы с ними столкнемся, что тогда? Они заберут нас с собой, в темное царство?

Я вздрогнула всем телом. Тьфу, бред. Успокойся, Катерина, не сходи с ума.

– Ну а при чем тут вилка? – не сдавался Женька, пытаясь отыскать логику в поведении друга.

– На всякий пожарный. Если на нас нападут монстры, я ткну их вилкой! – разъяснил воинственно настроенный Паша и показал несколько движений рукой, вооруженной столовым прибором, почти что на бис. – В глаза! В глаза!

– А если у них нет глаз? – улыбнулась я. – Монстры все-таки.

– Ну тогда… Я им просто вилкой! По телу, по телу!

– А если у них нет тел?

– Что они, аморфные, что ли? – удивился Женька. Из его уст это было слышать еще забавнее, чем из Пашиных, потому что Жекино неверие во все сверхъестественное давно уже стало притчей во языцех, а тут он, понимаете ли, гадает, какую же форму примут мутанты, или «чудовища». – Конечно, у них есть тело, как же иначе?

Женька с Пашей ушли каждый к себе, а мне идти было некуда, да и незачем. Потому пять минут отведенного времени я потратила на то, чтобы одеться во все черное и взять в руки фонарик, а оставшиеся десять – на обдумывание того, что нам предстояло увидеть. А увидеть предстояло ни много ни мало – разгадку замка Варламовых. Скоро мы узнаем, какую тайну скрывают почерневшие от времени и одиночества без людей каменные стены, тайну того, что происходит в этом устрашающем здании после полуночи. Но это знание навсегда останется с нами, ибо тот, кто знает правду, никогда оттуда не возвращается…

Замок выглядел еще мрачнее, чем воскресным вечером. Мы стояли в нерешительности перед поваленным в нескольких местах деревянным забором, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь сделать ни шагу дальше.

– Сколько у нас осталось времени? До полуночи? – Это, конечно, Женька.

– Двадцать восемь минут, – ответили мы хором с Пашей, одновременно высветив лучом циферблаты своих часов. Паша на удивление додумался подвести их.

– Надо идти…

– Угу.

– Темно что-то… – Жека огляделся по сторонам. – Но мы все равно пойдем, так ведь?

– Уу, – неоднозначно протянули мы в ответ, что в зависимости от желания можно было принять и за «да», и за «нет», пришлось Женьке самому решать, что же имели в виду его друзья, на что эти друзья, в общем-то, и рассчитывали: ну не могли мы с Пашкой принять на себя ответственность за право выбора, и все тут.

Логинов особой трусостью не отличался, так что принял наш ответ за «да»:

– Ну идем тогда.