Живые нити

— Не хочу. Каждый человек сам вправе выбрать, какие чувства ко мне испытывать. Я все их заслужил, но мне нет до них дела, — он снова закашлялся, но в этот раз Дина не подала ему салфетку. Она замерла, не в силах оторваться от того, как слова вылетают из его рта, перемешанные с кровью. — Я уйду и ничего из этого не заберу с собой. Я уйду, но останусь жить в головах этих людей: а хорошо или плохо обо мне помнят — не важно. Пока меня помнят, я бессмертен.

Последнюю фразу Эстет договорил одними губами. Заносчивая улыбка скользнула по синеющим губам, зубы окрасились красным от крови, как у дикого зверя. Он медленно поднял ладонь, но рука ослабла и рухнула поверх одеяла.

Дина стремительно приблизилась к кровати, склонилась над подрагивающим телом. Сбивчивое рваное дыхание старика дрожало в воздухе между ними.

— Тогда я просто надеюсь, что на Последнем суде тебя на части разорвут псы загробного мира, — зашипела она. — Хочу, чтобы ты страдал вечно за каждую загубленную душу, особенно детскую.

— Да будет так… — а потом он стал задыхаться.

В эту секунду Дина вздрогнула и обернулась — затылком ей почудился острый взгляд, но в комнате никого не было.

Ей хотелось, чтобы он умер прямо сейчас, у неё на глазах. Эстет захрипел, но она не смогла на это смотреть. Остолбенев на секунду, она стремглав выбежала в коридор.

Дверь оглушающе хлопнула о стену, бугай подскочил на стуле. Дина пронеслась мимо него, выскочила на лестницу, на ходу срывая халат. Схватилась за косяк на повороте первого этажа и залетела в сестринскую.

— Там, в тридцать пятой палате, — задыхаясь от бега, выплюнула она. — Он там умирает…

Внутри оказалось три женщины: одна уже в штатском, две только переоделись в халаты и застегивали пуговицы. Все трое, не задерживаясь ни на секунду, ринулись вон из кабинета; сбивчивый стук босоножек донесся из-за стены, отпечатываясь на каждой ступени.

Дина обняла себя руками и прижалась к стене.

Вдох — выдох. Вдох — выдох.

Его не спасут. Она знала наверняка.

«Здесь нельзя оставаться», — уговаривала она себя, но перед глазами растекались кровавые разводы. Она похлопала себя по щекам, стараясь прийти в себя.

Дина отлипла от стены, окинула взглядом пустую сестринскую, зацепилась за открытый журнал на столе. Она пробежала глазами по странице: имена пациентов и номера палат, столбик из имен визитеров, время прихода и ухода.

«Это может быть полезно», — прошептала в голове рациональная часть Дины, и она, от шока растеряв все толковые мысли, просто сунула журнал под блузку и вышла из сестринской.

Часть 9

«Рубашка с белой вышивкой». Глава двадцать первая

— На развилке налево… А, вот и он, — сказал Руфин, расправляя усы одной рукой.

Вода в измельчавшей реке замерла огромным продолговатым зеркалом, отражая яркое лазурное небо и поросль молодых деревьев на противоположном берегу. Куст, у которого припарковался Алек, выгорел и приобрел непримечательный желтоватый цвет. Всем своим пожухлым видом он вызывал жалость, а, ноги, торчавшие из-под него, добавляли скорбности всему пейзажу. Пятки покрылись пылью, но не грязью; с правой ноги свисал домашний тапок, второй тапок валялся посреди дороги.

Руфин выпрыгнул с пассажирского сидения и потянулся, хрустнув позвонками. Алек выбрался следом, хлопнул дверью и ощупал взглядом лежащие на дороге ноги — остальная часть тела все еще скрывалась в высокой, подсохшей траве. Вокруг вились ленивые от жары мухи. Запах стоял смрадный.

— Господа следователи, — сбивчиво заговорил полицейский, неприлично молодой для того, чтобы работать в одиночестве. — Поступил звонок, найдено тело. Я приехал, перевернул его и понял по характерным признакам, что это ваш подозреваемый.

— А чего тело спиной вверх лежит, если вы его перевернули? — уточнил Руфин, хлопая по карманам в поисках пачки сигарет.

— Так это… Вернул, как было. Вдруг там что важное?

— Ну, все важное вы уже затоптали, — Алек подметил примятую траву с обеих сторон от тела. Теперь уже невозможно угадать, что из этого оставил полицейский, а что — убийца. — Где старший, почему вы здесь один?

Полицейский как-то резко обмяк и потупился:

— Так в центре все, следят за порядком.

«Лучше б тут следили за порядком», — скривился Алек, присел на корточки и толкнул тело вбок. Седые сваленные на затылке волосы, перемешанные с кровавым месивом, разметались по земле, открывая крупное суровое лицо. Массивная челюсть, большой нос, кустистые брови. Отверстие от пули посреди лба.

— Да, это Сизый, — констатировал Алек, поднимая взгляд на Руфина. Тот опирался на капот и не спеша прикуривал сигарету. — Катафалк вызвали?

— Едет еще, — вставил полицейский.

— Плохо, что у вас всё так медленно, — прокомментировал Руфин.

— На руках — следы от наручников, возможно, от тех, что я на него защелкнул, — Алек заглянул под манжету рукава. — Либо от тонкой, но плотной веревки. Нужно осмотреть тело и вынуть пулю. Донесите до медэксперта, что это срочно, пусть бросает все дела.