Живые, пойте о нас!

Фашисты открыли жестокий огонь. Но опоздали. Передовая группа, в которой находились Бобиков и Видуцкий, уже вела бой в первом этаже.

Здание фабрики простреливалось. Нельзя было приподняться выше уровня подоконников.

Бибикову запомнился светловолосый парень, лежавший рядом. На ломаном русском языке стрелок-латыш спросил:

— Скажи, товарищ, это правда, что здесь, — он обвел глазами разоренный зал, — шлифовались рубиновые кремлевские звезды?

Бобиков твердо не знал, но ему захотелось ответить утвердительно.

И эта быль или легенда согревала души, заставляла еще теснее сплотиться у простреленных стен, у черного, а может быть бурого от крови и огня, видневшегося из окон оврага.

Еду из подвала Английского дворца удавалось получать лишь раз в сутки. Часто такая вылазка кончалась трагически. И когда старшина посылал людей за пищей, товарищи прощались с ними, понимая, что, может быть, видятся они в последний раз.

— И все-таки, — вспоминал позже Видуцкий, — наше сопротивление не слабело. Мы даже расширили занимаемый плацдарм. Помню захват домов, расположенных справа на пригорке. Я любил книги. Даже в батальоне, наряду с обязанностью бойца, исполнял должность библиотекаря. В вещевом мешке, не знаю зачем, я носил сотни формуляров. Не было больше книг и тех, кто их читал. А здесь книги валялись, сброшенные с полок, в грязи, в известке. Толстой, Пушкин, Маяковский… Больно было на них смотреть.

Когда вторая рота захватила расположенный на холме дом заводоуправления и несколько жилых домов, она оказалась в непосредственной близости от немецких позиций. Иногда советских бойцов и немцев разделяло расстояние в тридцать — сорок метров.

За три дня до высадки десанта Видуцкий был тяжело ранен.

В ночь на 5 октября вторая рота, которой командовал Бобиков, находилась в окопах у Фабричной канавки, в непосредственной близости от моря. Командир батальона передал Бобикову приказ: в 2.00 начать атаку с целью захвата Нового Петергофа.

В батальоне в ту ночь было около двухсот пятидесяти человек — двадцать восемь корабелов, кадровые бойцы 10-й дивизии, железнодорожники, моряки с Ораниенбаумского плацдарма.

Вместе со второй готовились к атаке первая и третья роты. Приказано было наступать и бойцам 320-го полка 11-й дивизии, оборонявшимся в Старом Петергофе.

Вторым батальоном этого полка командовал старший лейтенант Михайлов, еще недавно заместитель командира батальона судостроителей по строевой части.

Уроженец Петергофа, в 1932 году закончивший в Ленинграде Пограничную школу имени К. Е. Ворошилова, Михайлов был опытным воином. В декабре 1939 года он командовал под Выборгом ротой. Сейчас старший лейтенант шел со своими бойцами па занятый фашистами Новый Петергоф.

Подразделения 219-го и 320-го стрелковых полков 11-й дивизии, 204-го полка 10-й дивизии завязали бой у первых вражеских траншей. Артиллерийская подготовка была явно недостаточной, не хватало снарядов. Где-то громыхнули разрывы бомб, сброшенных нашими «ночниками».

Саперы под огнем проделали проходы в проволочном заграждении, бойцы рванулись в атаку.

Лишь отдельным подразделениям на левом фланге удалось преодолеть мощный пулеметный и минометный вражеский огонь и завязать бой в Нижнем парке. Воины услышали со стороны центральной части парка сильную перестрелку, взрывы гранат.

Там сражались бойцы морского десанта. Каких-то триста метров отделяли их от пехотинцев, но каждый метр грозил смертью.

«Полундра!» — доносилось издалека.

«Мы здесь!» — хотелось крикнуть Виктору Бобикову.

Голоса тонули в грохоте.

Немцы не принимали ближнего боя. Они стреляли — казалось, отовсюду — и отходили.

Перед наступавшими открылся новый оборонительный рубеж, расположенный по другую сторону ручья, немцам так и не удалось его достроить.

Бобиков с бойцами стал пробираться вверх по парку. Их была горсточка.

Во время прорыва группа потеряла многих убитыми и ранеными. И все же бойцам удалось в том бою вместе с другими подразделениями отбить у немцев небольшой плацдарм глубиной в пятьсот метров, выйти в Новом Петергофе к красным зданиям бывших казарм.

Но продвинуться дальше пехотинцы не смогли.

Это тогда, рассказывает в своей книге «В сердце и памяти» Михаил Павлович Духанов, генерал-лейтенант Шевалдин, командовавший в то время 8-й армией, приказал: «Ни шагу назад! Все командиры, до командиров дивизий включительно, в боевые порядки!»

Командовавший 19-м корпусом Духанов понимал исключительность и в то же время опасность такого приказа. Он не мог его оспаривать и решил сам следовать ему, но командующий остановил комкора.

Он знал, как и Духанов, что дивизии несут большие потери, что боевые порядки надо было бы отвести на наш рубеж обороны.

«Это было бы разумно для пехоты, — сказал командующий, — но осложнит крайне тяжелое положение десанта…»

Чувством трагизма и высокого гражданского и боевого долга проникнуто свидетельство М. П. Духанова о решении комиссара корпуса В. П. Мжаванадзе:

«Я сообщил ему приказ командарма. Мжаванадзе быстро надел плащ-палатку, взял свой автомат и сказал:

— Пойду с бойцами десятой дивизии».