Живые, пойте о нас!

В двадцать пятую годовщину освобождения Ленинграда от вражеской блокады на торжественный вечер ленинградского завода «Знамя труда» были приглашены участники описываемых в повести событий. Там среди других заслуженных фронтовиков был и заведующий заводским кабинетом политического просвещения, балтиец-моряк, однокашник Михаила Рубинштейна по Военно-морскому политическому училищу Иван Михайлович Раснюк.

Раснюк был направлен в училище с Тихоокеанского флота. Он вспоминает, как 22 июня вместе с Мишей и другими курсантами они выехали рано утром в Петергоф для участия в традиционном открытии фонтанов.

— Миша, — рассказал нам Раснюк, — был обаятельным человеком. Высокий, плотный, с крупными чертами лица. немногословный, любил внимательно слушать собеседника. А глаза его в это время светились доброжелательством. Нетрудно было заметить, что он взвешивает каждое слово, поддерживая все доброе, верное и критически, с юмором отсеивая наносное, надуманное.

Мы учились в разных классах, но в кубрике наши койки стояли рядом.

В последний раз мы встретились с ним в конце сентября. Он рассказывал о своей работе в Политуправлении. За день или за два до высадки десанта в училище зашли на короткое время товарищи, отобранные в отряд Ворожилова в качестве политруков.

Миша Винокуров, Саша Гомульский, Авдеев… На них были бушлаты, брюки, заправленные в сапоги. Они рассказывали друзьям-однокашникам, в том числе и мне, о своем назначении в оперативный морской отряд, которому предстоит пройти но тылам врага и возвратиться в Кронштадт.

«Вышибем из гадов фашистский дух!» — говорили друзья. Куда предстоит им высадиться, моряки на знали…

Иван Михайлович Раснюк твердо уверен, что записку «Живые, пойте о нас!» написал его товарищ Михаил Рубинштейн. Это в его характере.

По-иному думает подполковник запаса Константин Константинович Грищинский.

В то время Грищинский служил в разведотделе штаба КБФ. Ему довелось дважды, днем 5 октября и ночью 6 октября 1941 года, участвовать в попытке высадить балтийских разведчиков на занятый фашистами петергофский берег для того, чтобы связаться с десантом. Попытки эти не увенчались успехом. Один из кораблей был подбит; высаженные ночью с бронекатера на шлюпке разведчики не вернулись.

К. К. Грищинский считает, что автором записки мог быть командир группы разведчиков, шедших с отрядом полковника Ворожилова, лейтенант Михаил Зельтер.

После опубликования очерка Грищинского «Петергофская быль»[5], связанного с событиями, описанными в нашей повести, он получил из Кишинева письмо от брата лейтенанта Зельтера:

«Во время войны, когда перестали прибывать от брата письма, на запрос матери пришло извещение: «Пропал без вести».

С тех нор мы ничего не слышали и не знали о его судьбе. Не поступило известий и от жены брата (она была врачом). Полагаем, что она погибла на фронте.

И вот, через 27 лет Ваш рассказ».

«С Михаилом, — писал в ответ К. К. Грищинский, — я повстречался в июле 1941 года. Вначале наши подразделения находились в Петергофе. Зельтер со своими бойцами размещался в одном из домов Старого Петергофа.

Он командовал ротой эстонских моряков. Они готовились для переброски в Эстонию.

Я обучал их топографическим знакам на карте, умению ориентироваться на местности. Вот тогда-то я и по-знакомился с Вашим братом. Всех эстонцев забросили через линию фронта. Миша остался без «команды».

К этому временя Новый Петергоф был взят немцами. Наши разведгруппы перебазировались в Кронштадт. Около двух-трех недель я жил вместе с Мишей в Северных казармах, сдружились.

4 октября 1941 года был отдан приказ снарядить на ответственное боевое задание 40 краснофлотцев и старшин. Я и Миша отбирали и вооружали людей, не зная, куда они пойдут.

Командиром взвода был назначав лейтенант Зельтер. Когда мы прощались с Мишей в Северных казармах, он сказал мне: «Костя! Вот адрес жены… Одесса… Сообщи ей, если не вернусь».

Подавив в себе минутную слабость, Мишка вытер слезы, попрощался.

Я помню, как, задержавшись на половине марша, он оглянулся и сказал: «Не поминайте лихом… Пойте о нас!»

Потом он быстро сошел по трапу, догоняя своих моряков».

После того как в передаче Ленинградского телевидения «Страницы морской славы» было рассказано о петергофском десанте, ленинградка Полина Евдокимовна Калинина обратилась к нам с письмом. Она сообщала о своем брате, ушедшем в десант с линкора «Марат».

«Мишка — так была подписана записка моряка, найденная во фляге… И моего брата звали Миша. И я думаю, что это мой брат так подписал».

Рубинштейн, Калинин, Зельтер — все Михаилы. В списках ушедших в десант есть и другие, носившие это имя. И кто бы из них ни написал записку, мы уверены в том, что это был достойный, скромный, мужественный человек, кровью своей и жизнью, отданной в бою, заслуживший право обратиться к грядущему поколению от имени всех, кто сражался с ним рядом, погиб, но врага не пустил в Ленинград!

Письма… Каждое из них — рассказ о чьей-то оборванной жизни, каждое облито слезами матери, не дождавшейся сына, слезами жены, сестры, детей.