Он карабкался по склизкой стене. Глубоко внизу в перегнившей воде барахтался Омбре. Водяной глядел на него исподлобья, словно это по его вине они попали в такой переплет. Этот-то со своей чешуйчатой кожей, без сомнения, там внизу еще тысячу лет протянет.
Жителям города Шамплита, по-видимому, колодцы и нужны-то лишь затем, чтобы избавляться от незваных гостей. Водопровод, газовые фонари… Откуда бы ни поступало это их благосостояние, чужаки им явно ни к чему, а такие вот, с каменной кожей – и подавно.
Неррон прижался лбом к сырой стене.
Вода. Кошмар для гоила.
Он попробовал приподнять железную крышку колодца, но шлепнулся вниз, к водяному, и бросил все попытки. Одежда его сделалась влажной и липкой, как тело улитки.
Единственным утешением ему служила мысль, что теперь Бесшабашному не видать арбалета, как своих ушей. Может быть, однажды какой-нибудь из тех досужих исследователей, что каждый старый булыжник норовят обнюхать со всех сторон, выловит из колодца его хорошо сохранившиеся останки и задастся вопросом, отчего при мертвом гоиле оказалась золотая голова и отрезанная рука.
У Неррона невыносимо ныли когти, как будто кто-то их ему просто повыдергивал. Он застонал и оперся о холодную стену, но вдруг услышал наверху голоса. Должно быть, горожане вернулись, решив: сожжем-ка мы его лучше живьем, как в былые времена обходились в Аустрии с ему подобными…
Крышка люка приподнялась. В колодец их сбросили около трех часов пополудни, теперь же краешек неба, видневшийся в проем, был темнее Нерроновой кожи. Он зажмурил свои золотые глаза, когда на него навели свет карманного фонаря.
– Вот так картина! – грянул гнусавый голос в колодце.
Арсен Лелу глядел на гоила с нескрываемым удовлетворением – так глядит ребенок на пойманное насекомое. Прежде Неррону и в голову не пришло бы, что появление Жука его однажды так осчастливит.
Ноющими от боли пальцами он еле-еле уцепился за канат, сброшенный ему Лелу через край колодца. Кто-то немилосердно тащил его по стене, соскребавшей его каменную кожу. Грубое лицо Неррон уже видел в доме кузена Высочества. Работник с кухни. Молоко-На-Губах. Он даже сам себя так называл. Детина с силой швырнул Неррона на землю, словно в продолжение всей своей жалкой жизни ни о чем другом не мечтал, как только заполучить в свои бесформенные пальцы гоила.
– А ну-ка, пощекочи его маленько, но не убивай! – Лелу пихнул Неррона носком сапога в бок. Сапог пах ваксой. Жук проводил долгие часы, начищая свои сапоги с гамашами. – А вы как думали? – шипел он. – Что я доставлю Горбуну его сына в виде Белоснежки и позволю себя вместо вас повесить? Мы так не договаривались! Эльфовая пыльца! Коль скоро пришла охота выставлять Арсена Лелу дураком, придумал бы что-нибудь получше!
Жук любил говорить о себе в третьем лице.
– Забери у него рюкзак! – приказал он.
Работник резко наступил сапогом Неррону на крестец, и гоилу почудилось, что у него хрустнул хребет.
– Надеюсь, что голова и рука при тебе, – проскрипел Лелу, – иначе я сейчас же сброшу тебя обратно в колодец. Арбалет мы найдем все вместе, и, если ты еще хоть раз попытаешься смыться, я отпишу Горбуну, что ты такое учинил с его сыном.
Молоко-На-Губах потащил Неррона за ноги. У них объявились и зрители. Пол-Шамплита, несмотря на поздний час, собралось вокруг колодца. Надо сказать, не только мясник с разочарованным видом констатировал, что каменнолицый еще дышит. Видимо, Неррон был первым гоилом, которого они вообще видели живьем. «Брось ты этот Альбион! – прокричал бы он сейчас Кмену. – Вводи войска в Лотарингию!» Ах, как бы Неррону хотелось увидеть их всех мертвыми: добропорядочных граждан Шамплита, находивших забавным топить его, Неррона, как кошку.
Лелу уткнул ему в бок дуло пистолета.
– Ну, пошевеливайся. А ты давай вылавливай водяного! – гаркнул он на работника.
И как это, раздери их черт со всеми его золотыми волосами, Лелу удалось их обнаружить?
Ответ ожидал их перед лавкой усердного мясника. Золото, украшавшее карету кузена Луи, могло бы прокормить на годы вперед не только мясника, но и весь Шамплит. На козлах восседал человекопес, служивший псарем у кузена его высочества. Еще в Виенне он посмотрел Неррону вслед таким колючим взглядом, будто ради разнообразия с удовольствием натравил бы на гоила своих собак. Парочку он привел с собой. Легавых. Они сидели рядом с ним на козлах и, завидев Неррона, оскалили зубы. Проклятье. А он даже не потрудился замести следы! Да, Жучишку он явно недооценил.
– В карету! – Лелу подтолкнул его к экипажу.
Луи лежал с открытым ртом на обшитой золотом лавке и исторгал хрюкающий храп.
Лелу потряс его за плечо:
– Проснитесь, мой принц! Мы их отыскали!
Как же, проснется он тебе…
Но Луи и в самом деле открыл глаза. Они опухли и налились кровью, но Высочество очнулся.
Лелу бросил на Неррона торжествующий взгляд.