Живые тридцать сребреников

Это поможет, но дотронуться до Миры в таком состоянии — что сесть в огонь. Проще сразу отрезать руку. Сергей тихо высказал:

— Если б хотел, он бы позвонил.

Приятно думать так. Еще приятнее, если так будет думать партнерша.

За вечер Мира несколько раз набирала Вика. Под конец у нее пылали щеки и уши, ямочки превратились в руины былой веселости и больше напоминали раны. К последнему разу они совсем рассосались, девичий взгляд потух. Сергей расслышал что-то вроде:

— Если и сейчас не ответит…

— Что? — переспросил он.

— Не отвечает. Набираю в последний раз.

Сергей отвел глаза.

— Последний?

В середине слова голос сорвался, в горле стоял комок, но со стороны это показалось сдерживаемым смешком.

От его реакции у Миры поджались губы.

— Обещаю, что в последний, — сказала она. — И если он не ответит…

Продолжения оборванной фразе не последовало.

Сергей пошел к репликатору. Короткое жужжание закончилось выдачей легких блюд с преобладанием сладостей — хотелось хоть немного затушевать горечь на душе. Зубы принялись жевать, но вкуса Сергей не чувствовал.

Мира еще долго стояла, глядя в пустой экран. Наконец, она что-то решила для себя, и тьму на стенах сменили наплывы океанских волн и щебет птиц — включился режим обоев.

Когда после ужина они привычно разделись спиной друг другу, каждый на своей половине, Мира вдруг выдохнула:

— Да.

Сергей обернулся. Сказать он ничего не смог, слова кончились, прошлое переплелось с будущим и разбилось о настоящее. Получилось лишь переспросить:

— Да?

Обескровлено-бледная, закусившая губы Мира сбросила одеяло на пол. Зажмуренные, точно от ужаса, веки чуточку приотворились, плечи расправились, острая грудь подалась вперед. Мира повернула лицо в сторону обезволено застывшего, превратившегося в камень, Сергея и твердо повторила:

— Да.

Глава 8 Амелия

Жизнь наполнилась смыслом и радостью. Соперник исчез, «партнерша» превратилась в партнершу. От случившегося учеба выиграла стократно, учитель хвалил за успеваемость, Амелия подозрительно косилась.

— У вас что-то случилось? — спросила она однажды, когда ни Ганса, ни Миры рядом не было.

Сергей загадочно промолчал, хотя весь вид кричал: «Конечно же! Еще бы! Даже представить невозможно!..»

— Имей в виду: что бы ни произошло, я смогу лучше. — Амелия развернулась на кончиках туфель, и, пока не скрылась из глаз, в удалявшейся фигурке каждая часть жила собственной жизнью и всеми клеточками подтверждала высказанный тезис.

Это было не важно. Теперь ничего не важно и никто не важен. Домой Сергея тянуло как магнитом, и у магнита было имя.

А у магнита дела обстояли несколько по-другому. Жизнь диктовала условия, Мира приняла их. Что сдвинешь, с тем останешься. Седьмой принцип. Она стала тихой и немногословной, в свободное время полюбила валяться в кровати — молча лежать, ничего не делая, закрыв глаза или уткнувшись лицом в подушку. Пусть. Сергея устраивало. Он достаточно пролежал так же, скрипя зубами и проклиная человека, с которым ничего не мог сделать. Не мог в большом смысле: посмей он тронуть Вика физически, про Миру можно забыть. А про Миру нельзя забыть, даже если иногда очень-очень хочется — она давным-давно жила не рядом, а внутри.

Разве можно было представить, что конкурент самоустранится? Но это произошло. Настроение скакало от плюса (все отлично, а будет еще лучше), напоминая курортные планеты, к полному минусу, как на южной стороне Калимагадана: только тьма, холод и ничего живого.

Наступил родительский день — специально выделенный в календаре для школьников, чтобы сделали то, что вечно откладывают.

Готовиться и собирать вещи не пришлось, навестить маму с папой — дело быстрое, всего на день, у многих даже до вечера. К своим родителям Мира пошла пешком, Сергей даже проводил до двери, расставаться не хотелось.

Мира поняла по-другому.

— Такое ощущение, что ты мне не доверяешь. — Она остановилась, вперед подалась щечка с ямочкой, позволяя поцеловать на прощание.

— Просто мне хорошо с тобой.

Стушевавшись, Сергей ушел, а в голове крутилось: Мира не так уж не права.

Лифт поднял к посадочной площадке, вызванный роботакс должен был подлететь как раз в эту минуту. Пальцы пробежались по застежкам тулупа, проверили капюшон и маску. Можно выходить.

В открывающийся проем хлопьями тумана полез мороз, снаружи заискрило, в тулупе включился подогрев. Едва маска адаптировалась к слепящей белизне, в поле зрения возникло что-то неправильное, яркое. Сергея чуть не внесло обратно в застопорившийся лифт, раскрывшего в недоумении стальной зев: «Человек, ты выходишь или заходишь?»

Натренированное на такие ситуации подсознание подало команду раньше, чем разум проанализировал увиденное:

— Идентификация!

Встроенный связник сработал без задержек, результат успокоил и в то же время напряг.

Это не глюк, как подумалось первым делом. И не Амелия, как решилось вторым. В оранжевом тулупе рядом с Сергеем стояла Герда.

— Не думала, что ты такой пугливый.

Он вышел и хмуро поинтересовался:

— Одна?

— А еще ты очень догадливый.