Живые тридцать сребреников

Они с Сергеем читали в постели — редкие минуты, когда можно без напряга лежать рядом, у каждого перед глазами дисплей, одежда на плечах домашняя — какая-никакая, а одежда, и пока наличествует, второму не придет в голову сделать первый шаг. Это как табличка с запретом. Негласная договоренность сложилась сама собой и устраивала обоих.

— Помимо профессионального жюри судьбу конкурса решало народное голосование. — Герда закинула руки за голову, взгляд устремился вперед. — Я тоже проголосовала. Прости, если чем-то задену, но мне действительно понравилось. Общий результат показал, что не только мне. Повторяю: у картины первое место на событии масштаба планеты.

Свет погас, осталось только изображение. Не узнать героиню было невозможно. Мира стояла перед открытым окном, устремив в раскрашенное ночью вечное небо и свои две задумчивые звездочки — с напряжением в шее, выдаваемом неестественной посадкой головы, словно что-то грызло изнутри. Какие-то сомнения или, скорее всего, отчаяние. Губы сомкнуты, нижняя прикушена почти до крови. Одежда отсутствовала, словно девушка только встала или вышла из ванной, кожа светилась полутонами теней, выделявших выпуклое и затемнявших углубленное. Взгляд, наклон головы, напряжение мышц — все выдавало безумную тоску по чему-то несостоявшемуся или разбитому. По ушедшему из этой жизни в прошлую. Водораздел двух рек — текущих вперед и назад — ощущался ясно и до боли резко.

Это было невероятно. Художник, как объективом камеры, поймал и выделил особым образом, который не передать словами, совершенный героиней глубокий вдох. Затем — выдох. Ме-едленный. Натужный. Говоривший… нет, безмолвно кричавший о неком потрясении и связанных с ним немыслимых переживаниях. О неописуемой обиде. Об упавшей на сердце смертельной усталости после осознания. Осознания чего? Это осталось за кадром.

Мира стояла. Просто стояла, а действие разворачивалось. Мозги зрителей работали. Чувства накалялись, наливались предчувствием. Ожиданием. Беды? Несуразной развязки? Компромисса? Ликования хеппи-энда? Или всего вместе. И так бывает. Что для одного — конец жизни, для другого — желанное начало.

Каждой черточкой облик Миры передавал зрителю это ощущение падения на дно, решительного шага в пропасть… и бездонной отчаянной горечи о чем-то, что так и не родилось. Чему не было логического объяснения, но что проступившими письменами обреченности было прорисовано на каждой доступной клеточке замершего тела — чуточку ссутулившегося, пригнувшегося, словно под ударом бича, ждущего этого удара, зная о замахе… но из гордости не оборачиваясь на свист раскручивавшейся над головой невидимой плети.

— Из Миры вышла неплохая натурщица, — сказала Герда. — Берет за душу, правда?

— Это заслуга художника.

— Как думаешь, а я бы смогла? Не отвечай, по лицу читаю: «Конечно, ты тоже красавица, у тебя получилось бы не хуже, а то и лучше…» А Мира взволновала одним появлением. Это сочетание неразумно-детской наивности, свежести и нежности, ауры чистоты, невинности и, одновременно, истекающего искушением флера телесного зова…

— Еще раз говорю: это не ее качества, а видение художника.

Велением партнерши обои создали окно в ночь, черное небо засияло звездами, комнатный свет стал направленным — словно прожектор, он высветил место у виртуального окна, куда переместилась вскочившая Герда. Бретельки скользнули вниз, домашнее платье упало к ногам.

— Представь, что на картине не она, а именно я сейчас жду чего-то невообразимого, что ломает судьбу и переворачивает жизнь. Смотрю вдаль. Громко дышу в попытке разогнать призраков безумия и малодушия. Отворачиваюсь от липнущей тьмы, которая подталкивает взобраться на подоконник и сделать шаг вперед…

Несколько секунд молчания у каждого вызвали собственные мысли и ассоциации. Герда в отрицании мотнула головой:

— Глупости. Я не смогу такое изобразить, потому что никогда не сделаю ничего подобного. Я желаю жить. Желаю радоваться. — Ее обернувшееся лицо уставилось на Сергея с вызовом. — Просто — желаю…

Он понял и через мгновение был рядом. Его одежда покрыла платье Герды, обои послушно сменили окно с ночью на любимые нынешней партнершей цветные поля Столицы.

А перед глазами стояла Мира — с неестественной посадкой головы, с отчаянием в позе и взгляде, с прикушенной нижней губой.

В какой-то момент Герда отстранилась, в глазах мелькнуло подозрение: почему партнер такой вялый, уж не грезит ли о недостижимой звезде, когда под рукой — чудесная, непритязательная, вполне пригодная для жизни планета?

— Знаешь, как называется картина? «А счастье рядом». Многозначительно, не правда ли? Думаешь о чем-то, мучаешься, страдаешь, а счастье — рядом. — Сергея боднуло оставленной без внимания выпуклостью, белый водопад прощекотал шею. — Все сложное — просто, если суметь отрешиться и взглянуть со стороны.