Живые зомби

Разнообразие прилетевших продуктов заставляет задуматься, швыряют ли живые то, что случайно оказалось в их машинах, или специально заезжают в «7-11», «Бургер-Кинг» или «Сейфуэй» затариться чем-нибудь подходящим. Большая часть еды не тронута, многие машины возвращаются, пополнив запасы снарядов, — похоже, экспромтом тут и не пахнет.

Не лень же им мотаться туда-сюда!.. Мне это даже немного льстит; жаль, в процессе увлекательной игры «Достань зомби» они не замечают мой лозунг протеста. Впрочем, надеюсь, хоть что-то у них в головах останется. Как после тех рекламных передач, что действуют на нервы, но в то же время никогда не забываются.

— Зомби — задроты! — вопит еще один автолюбитель и запускает буррито, который шлепается о щит с плакатом, а затем скользит вниз: обертка наполовину сорвана, бобы и сальса вываливаются на траву. Типа это должно впечатлить. Ладно бы еще что подороже — возможно, я бы задумался. Но покусанный буррито за семьдесят девять центов? Я вас умоляю!..

Сейчас я не боюсь, что на меня могут напасть подростки, студенты из братства или простые обыватели. Открыто третировать зомби при свете дня живые стесняются. Стадные чувства возникают главным образом после захода солнца: пиво, виски и покров ночи помогают войти в раж. Таковы все живые. Не хотят выставлять напоказ неприглядные свойства своей натуры.

В понедельник, в самый разгар дня, физическая расправа мне не грозит. Меня не расчленят и не подожгут. Метательные снаряды из продуктов питания да бурные комментарии — больше не о чем волноваться. Само собой, какой-нибудь ябедник все равно достанет мобилку и вызовет службу отлова животных.

При звуке сирен я сначала и не встрепенулся — Доминиканская больница распложена меньше чем в миле отсюда, так что машины неотложной помощи тут не редкость. Однако вой сирен все громче, и вот из-за поворота уже появляется мигалка, а вороны, захлопав крыльями, спешно бросают свой ужин. До меня, наконец, доходит: причина — я.

Бежать я не собираюсь. Что толку? Меня без труда догонят. К тому же это только усугубит мое положение. Поэтому, опустив щит с лозунгом и по мере сил очистив волосы от квашеной капусты, я иду на звук сирен — демонстрирую добрую волю. Если мне и предстоит быть обвязанным ремнями, можно хотя бы вести себя с достоинством.

Не успел фургон затормозить у похоронного бюро, как стаканчик из кафе «Джамбо Джус» попадает мне в грудь и разрывается, заливая лицо и волосы зеленым чаем.

Глава 16

— Почему мы здесь? — спрашивает Хелен.

В прошлом врач, Хелен вела группу поддержки зомби еще до того, как сама сделалась одной из нас. Предыдущий опыт и позволил ей возглавить местное отделение «Анонимной нежити».

Хотя большинством филиалов «АН» руководят зомби, полного самоуправления у нас нет. О каждом новом члене группы Хелен должна отчитываться в окружном департаменте воскрешения трупов, а раз в месяц к нам заезжает координатор из живых — проверить, разлагаемся ли мы в соответствии с графиком и хорошо ли себя ведем. Впрочем, надолго он не задерживается.

Подозреваю, что из-за запаха.

Или из-за того, что Карл расковыривает ножевые раны на лице.

Уже прошла добрая половина из отведенных нам девяноста минут; в основном мы говорили о похищении Томовой руки и о том, что можно сделать для возвращения ее хозяину. Выбор у нас невелик, как и в случае с Уолтером: либо мы смиримся со случившимся, либо рискуем понести более серьезные потери, чем лишение конечности. По крайней мере закидыванием фастфудом и препровождением в приют для животных дело может не ограничиться.

Сегодня надпись на доске гласит: «ПОЧЕМУ МЫ ЗДЕСЬ?»

Ко мне наклоняется Джерри:

— Чувак, я здесь потому, что вылакал бутылку «Джека» и обкурился.

А то я не знаю.

— Джерри, а с группой ты не хочешь поделиться? — спрашивает Хелен.

— Я просто сказал, что меня бы здесь не было, пристегни я ремень.

— Наверное, — отвечает Хелен. — Но мы здесь вовсе не поэтому.

На собрание я мог бы и не попасть. Отец после моей, как он выразился, «дурацкой выходки» хотел сдать меня в приют для животных. На неделю. Это максимальный срок, который зомби может там находиться, а затем его передают властям округа, откуда прямая дорога в руки какого-нибудь студента отделения пластической хирургии.

Мама и не пыталась привести доводы в мою защиту, просто стояла и ждала, пока отец, усадив меня в собачий вольер, ругался и потрясал кулаками. В конце концов, он пошел на попятную — ведь каждый день моего пребывания в приюте обошелся бы ему в пятьдесят баксов.

И хорошо. Условия проживания там не сказать что плохие, а сухой кошачий корм по вкусу почти не отличается от маминого мясного хлеба. Но я бы не смог увидеться с Ритой.

Сегодня она сидит напротив меня с булавкой «Сигма Хи» в левом ухе, в белом пуловере, с красным шарфом на шее, который кажется рекой крови под мертвенно-бледным лицом. Перчаток нет. Она красит красным лаком ногти левой руки, затем, пока лак не засох, подносит руку ко рту и дочиста вылизывает каждый ноготь.

Неожиданно мелькает мысль: вот бы стать ее ногтем.