Живые

– Тай, это же консервы. Специальные. У них срок годности – сто лет, не меньше. Точно такие же поступают и к нам на станцию. Все предусмотрено и обработано. Ну, если ты совсем боишься – позови Пуша, пусть тот сначала попробует. Закажем ему шоколада и какао – здесь такое есть.

– Пуш, если даже мусор съест, ничего с ним не будет. Эту заразу точно ничто не берет. Помнишь, как он одолел шестиногого? Схряпал его плату и не поморщился.

– Ему вроде как даже понравилось. Отрывал мягкое покрытие лап и жевал. Двигал челюстями так, словно это колбаса ходячая. Могу спорить, что он хорошо попортил внизу шестиногих. Нашел себе добычу, вот и не возвращается к нам.

– А если вернется злой и агрессивный?

– Мы ему сразу шоколада. На него это всегда действовало.

Агрегат выдал прозрачный пластиковый поднос с красивыми мисочками, в которых дымилась аппетитная еда. Таис вдохнула запах и тут же заявила, что съела бы все, даже если бы точно знала, что в еде отрава.

– Не сомневаюсь, – ухмыльнулся Федор, забирая поднос.

Они устроились на прорезиненном покрытии пола, прямо у стены, недалеко от агрегата. Расставили мисочки и стаканчики на полу. Таис стянула с себя куртку – здесь, наверху, было чуть жарче, чем внизу. Федор тоже разделся и остался в одной синей футболке. Даже снял темные ботинки и поставил их рядышком. Ботинки – это единственное из обуви, что осталось после спецназовцев и что удалось отыскать на Третьем уровне. Зато они были удобными и легкими и почти не ощущались на ногах.

Таис была обута в кроссовки, специально предназначенные для поездок на магнитных досках, – низкие, с невесомой термоподошвой, создающей нужный температурный уровень для ног. Кроссовки были ярко-розовыми, с черными полосками и черными значками. Детские кроссовки, и это еще повезло, что размер ноги у Таис остался небольшим и обувь всегда можно было подобрать на Втором уровне. Федору с этим было гораздо сложнее.

Таис была такой голодной, что первые несколько ложек просто проглотила, торопливо разжевывая и перекатывая языком слишком горячую пищу. Дышала с открытым ртом, чтобы все поскорее остыло, и Федька, поглядывая на нее, смеялся и поднимал брови: мол, мартышка есть мартышка, что с нее взять…

Временами он принимал вид взрослого и старшего, но Таис это не задевало, она вообще почти никогда не злилась на Федора.

Но когда первый голод прошел, овощное оранжевое пюре (непонятно, что там было, вроде как картошка, кабачки и немного тыквы, если верить объяснениям агрегата) вдруг показалось ненастоящим. Каким-то пластмассовым на вкус, что ли.

– Отрава отравой, – поморщилась Таис, перестав жевать.

– А что ты хочешь? Сколько оно тут лежит? Год, два? Ему, может, лет пять. Оно хранится в порошке, в вакуумной упаковке, оно содержит консервант. Потому и вкус такой. Есть можно, не отравимся. Но и пользы особенной не принесет. Тай, на нашей станции все продукты такие, просто мы их сразу съедаем.

Федор отправил в рот полную ложку и выразительно прожевал.

– Ладно. Переживем. Лишь бы вернуться на станцию.

Таис съела всю свою порцию. Во-первых, еды было много, и она утолила голод. Во-вторых, придала сил. В-третьих, даже как-то успокоила. Еда есть еда. Без еды жизни нет.

Прозрачные мисочки с голубыми полосками по краям Таис скинула в агрегат, который тут же их помыл и выставил на посудную полочку. Потом машина сообщила, что есть яблочное, грушевое, смородинное, клубничное и сливовое пюре – на выбор, какое захотят. С сахаром и сливками. И есть сладкий сыр.

Но Таис еще не дожевала пудинг, потому слегка пнула агрегат ногой и сказала:

– Все, хватит еды. Тебе же сказали. Помыл посуду – и молчи.

Агрегат действительно замолчал. Таис показалось, что он даже обиженно нахохлился. Но на самом деле этого не может быть, продуктовые машины не могут обижаться. Роботы не обижаются вообще, они этого не умеют.

– Ну, теперь можно продолжить работу. Придется мне тут повозиться, – Федор направился к монитору крейсера, – а ты помоги мне, если сможешь.

– Я сейчас в душ, потом помогу. Хочу освежиться. И хочу поскорее выбраться отсюда. Надоел уже крейсер с его прозрачными пауками…

3

Крейсер действительно надоел. Своей яркой, слепящей белизной, своей искусственной тишиной, которую хотелось назвать стерильной. Своими правильными углами и ровными коридорами. Здесь все казалось каким-то ненастоящим, даже овощное пюре и ванильный пудинг.

Все правильное, выверенное до сантиметра, выдержанное в ярком, четком цвете. Все сияющее, новое, красивое, если не считать, конечно, разбитых стеклянных дверей рубки.

Вода в душе тоже отдавала какой-то пластмассой – так казалось Таис. Потоптавшись какое-то время на пластиковом поддоне бледно-серого цвета, она все же включила воду и немного постояла под теплыми струями, смывая с себя тревогу и усталость недавней битвы.