Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Если говорить в более общем плане, то в наших беседах четвертого стула мы представляем себя как бы в новом мире, где машины общаются друг с другом, чтобы сделать нашу жизнь проще. Но кем же мы станем в этом мире (мире “без лишнего трения”, каким он нам представляется), где машины будут знать, чего мы хотим, причем еще до того, как мы выразили свое желание – а может, и вовсе при нашем полном молчании? Располагая исчерпывающей информацией о нашей жизни в сети, машины смогут узнать о наших предпочтениях в музыке, искусстве, политике, одежде, книгах и еде. Им станет известно, кто нам нравится и куда мы путешествуем.

В этом мире ваш смартфон оповестит вашу любимую кофейню, что вы уже вышли за своим утренним латте, и напиток будет вас ждать, приготовленный в точности по вашему вкусу. Во избежание “лишнего трения” телефон поможет вам изменить маршрут, чтобы вы уклонились от столкновения с бывшей девушкой и встречали на своем пути только одобренных вами друзей. Но кто сказал, что жизнь без конфликта, без напоминаний о былых ошибках, о былой боли, та жизнь, где вам не придется сталкиваться с людьми, создающими проблемы, хороша? Может быть, это тот же человек, который говорил, что в жизни не должно быть скучных моментов? В таком случае, когда технологии дают нам ощущение, что мы можем общаться, сохраняя полный контроль, непредвиденные обстоятельства становятся серьезной проблемой. И если технологии помогают нам решать “проблемы”, это вовсе не значит, что та или иная ситуация изначально была источником проблем[68].

План дальнейших действий

Я исследую бегство от беседы в цифровой культуре, рассматривая большие вопросы и маленькие детали. Начав с уединенных, романтических, дружеских бесед и общения в семейной жизни, заканчиваю нашим желанием поболтать с роботами. Я рассказываю о нынешнем статусе беседы в школах, университетах и корпорациях, наблюдаю, как развиваются дети и как взрослые влюбляются, учатся и работают. В каждом случае я описываю нашу беззащитность перед таким искушением, как простой контакт (без беседы), объясняю, почему это искушение столь сильно, и выступаю в защиту того, чтобы снова стать идеальными собеседниками.

Добиться этого будет непросто. Мы сопротивляемся: порой кажется, что мы сами хотим, чтобы нас отвлекали от значимых бесед. К примеру, я иду на совещание, где ноутбуки открыты, а телефоны включены. Сами участники этой встречи признают, что постоянное вмешательство в процесс мешает коллективной работе. На вопрос, зачем они все-таки приносят на совещания цифровые устройства, участники отвечают: “На случай чрезвычайных обстоятельств”. Когда я расспрашиваю их поподробнее, они признаются: дело не столько в чрезвычайных ситуациях, сколько в том, что им скучно или хочется использовать совещание, чтобы выполнить двойную норму электронной переписки. Звучат и другие причины: некоторые так одержимы стремлением опередить коллег, что, если им это не удается, они обращаются к своим телефонам, делая вид, что у них есть более важные и срочные дела, чем повестка встречи. Порой “чрезвычайные обстоятельства” у них в телефонах только лишь стратегия, позволяющая дистанцироваться от коллег и отложить возможные расхождения с коллегами на следующий день, до следующего совещания.

А иногда, по словам этих людей, им очень хочется уйти от спонтанности беседы. Желание отредактировать собственную жизнь возникает у представителей разных поколений, но именно молодежь считает это своим неотъемлемым правом. К примеру, один старшекурсник не склонен навещать преподавателей в их приемные часы. Он общается с педагогами только по электронной почте. По словам студента, при личной встрече с профессором он боится что-то сделать “неправильно”. Уже с девятого класса, когда студент всерьез начал готовиться к поступлению в университет, входящий в Лигу плюща, юноша и его родители тщательно работали над тем, чтобы он все делал “правильно”. Если он слишком мало времени проводил на поле во время спортивных тренировок, отец приходил пообщаться с тренером. Если его оценки по стандартизированному американскому тесту, необходимому для приема в университет, были недостаточно высоки, родители нанимали ему репетиторов. Хотя юношу не интересовало естествознание, его школьный консультант по профориентации решил, что прохождение летней программы по нейробиологии украсит его заявку в университет. И вот молодой человек уже три года учится в университете Лиги плюща и надеется попасть на юридический факультет. Он по-прежнему старается все делать “правильно”. “При личном общении с педагогом, – признается он, – больше вероятность, что вы дадите маху”.

Студент полагает, что отказ от посещения педагогов в офисные часы является разумной стратегией. По его мнению, нашей культуре свойственна “нулевая терпимость” к совершению ошибок. Если политики дают маху, это преследует их на протяжении всей карьеры. И, как правило, они совершают ошибки, когда говорят. Юноша признается: