Живым приказано сражаться

Это слабовольные люди, но коль уж не смогли воспитать их настоящими мужчинами, — думал он, оглядывая с крыльца местность и машинально прикидывая, как лучше было бы держать оборону, если бы немцы действительно выследили их — значит, не имеем права отрекаться, презирать их, затаптывать в землю. Кто-то же должен попытаться спасти хотя бы небольшую часть этих окруженцев, дать им последний шанс остаться людьми, верными присяге солдатами, патриотами…»

54

И село, и лес казались на удивление тихими, умиротворенными. Ярче возгоралась луна, четче начала проявляться между фиолетовыми разводами туч россыпь Млечного Пути; где-то в ближайшем болоте или в пруду изощрялся на все голоса лягушачий хор. И даже зарево, охватившее всю западную часть неба, не вызывало никакого ощущения тревоги. Оно казалось отблеском раннего восхода или позднего заката.

Откуда-то справа вдруг послышался топот копыт. Громов выхватил пистолет и, придерживаясь рукой за перила, присел на крыльце. Кусты напротив тоже зашевелились. Видно, всполошился Федор Литвак.

Конь был без всадника. На шее у него мотался хомут, сбоку змеились постромки. У кустов он тихонько заржал, но, почуяв дух человека, испуганно захрапел и, изгибаясь всем телом, видно, пытаясь избавиться от сбруи, понесся дальше. Откуда он сбежал, что случилось с его хозяином и сколько дней он носится так — этого уже не узнает никто.

Громов поднялся, сунул пистолет в кобуру и прислушался к тому, что происходило в хате.

— Может, и хорошо, что поведет этот лейтенант, — услышал он голос то ли Вантюшина, то ли Гурилова — еще плохо различал их. — Старший лейтенант наш сам растерялся. То говорил: «Все, выступаем!», — то откладывал еще на день, а то дня на два исчезал.

— Этот камандыр — сэрьезный, — басом пропел Гайдулиев, лейтенант узнал его по произношению. — У него характер есть. У Зотов характер не был. Зотов хороший парень, но слабый камандыр, да…

— Зато при старшем спокойно было. А с этим сорвиголовой вы еще хлебнете лиха.

— С этим сорвиголовой мы, наконец, снова почувствуем себя солдатами, — резко ответил Крамарчук. — Особенно ты, Гурилов. Это многое значит: кто ведет тебя в бой, с кем ты рискуешь и с кем умираешь.

«А что, Крамарчук прав, — подумал Громов, как будто сказанное сержантом к нему лично не относилось. — Это всегда важно: с кем идти в бой, кто рядом с тобой в окопе или доте и, может быть, даже — с кем тебя ведут на расстрел. Просто мы об этом редко задумываемся. Но чувствуем, понимаем…»

Ему приятно было слышать доносившиеся из дома хрипловатые голоса, приятно было осознавать, что снова рядом бойцы, а значит, предстоит еще много пройти и многое изведать, познать радость маленьких солдатских побед и горечь огромных человеческих страданий.