Жизнь №2

– Напи́шите письмо? – мистер Пибоди снова ворвался в мои мысли о наследниках.

– Какое письмо?

– Какие-нибудь прощальные слова для родных…

– Нет. Нет… Слов уже сказано достаточно.

Я внимательно перечитала завещание, все имена и цифры, и, наконец, поставила свою подпись в нужном углу документа, как вдруг, увидев, как мистер Пибоди заносит печать над этой важной бумажкой, неожиданно резко вспомнила:

– Рокки! Я забыла свою внучку Рокки!

Как я могла?! Как могла?!

– Вот ведь… В принтере закончилась краска. Давайте Вы впи́шите свою волю относительно этой внучки вот здесь, сразу над своей росписью.

Дрожа от шока – КАК Я МОГЛА ЗАБЫТЬ РОДНУЮ ДОЧЬ ШОНА?! САМУЮ РОДНУЮ МНЕ ВНУЧКУ!!! СВОЕГО ЕДИНСТВЕННОГО КРОВНОГО ПОТОМКА!!! – совсем расстроившись и чуть не плача, я написала слова: “Наследники Джерри Лерой, Закари Лерой и Тиффани Лерой должны отдать Рокки Армитидж из отчисленного им наследства по 50.000 $.”. Подпись. Печать. Заверено.

Стоило мистеру Пибоди переступить порог моей квартиры и распрощаться со мной, как я не выдержала и расплакалась. Во время семейного совета, на котором обсуждалась участь ещё всего лишь фантомного миллиардного наследства, никто из членов семьи не вспомнил имени Рокки – моей единственной кровной внучки. И я, страдающая оттого, что меня все позабыли, сама, по примеру своих детей и внуков, пусть и на мгновение, но забыла о самом главном человеке, отождествляющем продолжение меня самой в этом мире…

Добравшись до постели, я прорыдала в подушку до самого рассвета.

Глава 16

Болящие от выплаканных за ночь слёз глаза беспокоили меня не меньше, чем ожог предплечья, но к моменту приезда Закари, Присциллы и Бена я привела себя в порядок. Сегодня был не особенно жаркий летний полдень, по небу ходили облака – дети везли меня в дом у озера. Закари предпочитал молча слушать обожающую поболтать Присциллу, и я тоже отдала предпочтение роли слушателя. Именно от Присциллы я узнала о том, что Валери вместо семейной поездки за город решила отправиться в гости к лучшей подруге Серафине. Сидящий слева от меня Бен, с головой ушедший в свой планшет, за всю дорогу не проронил ни слова. В конце пути я попробовала поинтересоваться у пятнадцатилетнего подростка, какие у него планы на лето, на что он пожал плечами и, не отрывая взгляда от своей игрушки, ответил коротким: “Да ничего особенного”. Бен был неплохим мальчиком, вот только слишком зависимым от интернета, отчего разговаривать с ним было даже сложнее, чем с Закари в его возрасте.

Наконец мы приехали к дорогому моему сердцу дому, который я любила называть домом Шона. Маленький, но двухэтажный, деревянный и уже заметно постаревший, с дощатым крыльцом и резными перилами, особенно красивым он был осенью… Жаль, что сейчас не осень.

Закари вытащил из багажника мою ручную кладь, заполненную вещами, которыми я не планировала воспользоваться, и мы последовали за Присциллой и Бенном, отправившимся открывать входную дверь дома.

– Мы сомневались, – вдруг подал голос Закари, когда мы уже стали подниматься на крыльцо, – мудро ли оставлять тебя одну, да еще и на целую неделю.

– Я оставалась здесь прошлым летом на целый месяц, и никто из вас не переживал на этот счет. Что изменилось с тех пор?

– Дорогая наша, ты стала старше, – отозвалась моя невестка, встретившая нас в прихожей.

“Ну да, конечно, именно это вас всех и беспокоит, а не кое-что другое”, – мысленно проворчала я и сразу же одернула себя – ни в коем случае нельзя становиться вредной старухой.

– Не забывайте писать нам смс-ки, обязательно каждый вечер, чтобы мы не переживали.

“Не они мне должны писать – а я им. Я должна позаботиться о том, чтобы они не переживали – не они должны заботиться о моём спокойствии. Звонок не нужен – смс-ки вполне достаточно”.

Мы зашли в гостиную, Закари обернулся через плечо:

– Может быть, оставить твои вещи на первом этаже?

– Я не буду спать в гостиной на диване – у меня всё ещё достаточно крепкие ноги, чтобы ходить туда-обратно по лестнице, так что будь добр, отнеси мои вещи в спальню наверх.

Возможно мой голос прозвучал немного строго – просто мне надоело чувствовать себя не́мощной обузой, какую из меня регулярно пытаются вылепить мои взрослые дети.

Подойдя к панорамному окну, я хотела насладиться видом, но вдруг услышала шепот Присциллы. Она наверняка думала, что я не услышу её, но сейчас мой слуховой аппарат был накручен на максимум, так что я расслышала каждое слово в её желающем остаться неуслышанным шепоте:

– Да не спорь ты, занеси наверх, знаешь ведь, что люди в таком возрасте упрямее ослов.

Вот так вот меня не со зла, а скорее из неотесанности, сравнили с ослицей, что меня отчего-то вдруг даже задело… Была ли я когда-нибудь упрямее ослов? Я упрямо воспитывала не своих детей, упрямо считая их своими, а позже их детей упрямо обозначала своими собственными внуками – это считается?