Жизнь №2

– Почему? – я едва коснулась большой керамической чашки замерзшими кончиками пальцев.

– Ты вроде тихоня. Смахиваешь на непроблемную, – с этими словами она стряхнула пепел в блестящую чистотой, но всё же заметно потертую пепельницу. – Вредные привычки какие?

– Да вроде у меня нет… – для приличия я отхлебнула из своей чашки и невольно сразу же поморщилась: всё-таки слишком крепкий напиток получился.

– У всех есть, – метко заметила Рокки.

– Какие у тебя?

– Поздно засыпаю, – она едва уловимо прищурилась. – Парни, братья, сёстры, кто угодно, кто будет обивать порог моей квартиры в поисках тебя.

– Никого.

– Сирота?

– Вроде того. А ты?

– Тоже штиль. Но не сирота.

Штудирует меня, словно школьницу, а о себе выдавать какую-либо информацию не спешит. Уверенная. Спокойная. С малых лет была интровертом – такой, очевидно, и осталась.

– А где… Кхм… – я поперхнулась и отставила чашку вбок. – Где поблизости найти отель?

– Тебе что, совсем негде ночевать? – в ответ на этот вопрос я только пожала плечами. Она вздохнула, выпустила еще одну струйку дыма. – Ладно. Раз ночевать негде, можешь остаться.

Интроверт-эмпат. Не знаю, от кого она унаследовала первую черту – скорее всего, она её личностная, – но вторая точно от меня.

– Ты добрая, – решила вслух заметить я.

– Ага, добрая с оскалом, – пепел полетел в пепельницу. – Учти: я не сестра милосердия. Так что сразу об оплате: двести баксов в месяц, плюс коммунальные платежи пополам, без учёта парковки. Если есть машина – сосед-оптимист ищет кому сдать своё парковочное место.

– Нет, машины у меня нет, – поспешно заморгала я, снова начав ощущать себя заброшенной в центрифугу: крутит-крутит-крутит, никак не могу ни за что зацепиться – что вообще происходит?..

– Машины, значит, нет. Надеюсь, что и проблем с деньгами тоже.

– Нет, проблем нет.

– Кем работаешь?

– Айтишница, – я закусила губу. – Начинающая.

– Технарь, значит.

– А ты?

– Творческий стартапер, так что не прочь сдать комнату в своей квартире начинающей айтишнице.

Я замерла. В голове роем закружились беспокойные мысли, похожие на ос, начинающих безжалостно жалить: “Как же так?! Я ведь оставила ей приличное наследство! Рокки не должна впускать незнакомых, совершенно посторонних ей людей под свою крышу! Она не должна нуждаться в деньгах – я оставила ей сто пятьдесят тысяч долларов! Куда она их потратила?! На что?! Обстановка квартиры аскетичная – она точно не вложила деньги в квартиру. Тогда как же… Куда же… Как же так. Я должна была оставить ей больше? Да ну нет же…”.

– Ладно, раз уж мы решили, что ты остаешься, а чай ты не пьешь, пошли перенесем твой чемодан в твою комнату, – она резко встала из-за стола и уверенно затушила сигарету в пепельнице. Я тоже поднялась.

Мы вышли в гостиную и направлялись в сторону входной двери, но я, сначала сама не поняв отчего, вдруг резко замерла: боковое зрение выхватило фотографию. Прежде чем поняла, что́ делаю, фотография, стоявшая на высоком комоде в деревянной рамке, уже была в моих руках: я держу пятилетнюю Рокки на руках, мы обе улыбаемся и наши улыбки удивительно похожи между собой…

Рокки резко развернулась и увидела моё оцепенение, которое наверняка восприняла за банальное любопытство. Моя кепка отлично прятала мои влажные глаза, но руки вдруг затряслись. Рокки подошла поближе.

– А кто… Кхм… Кто изображен на этом фотоснимке? – я вцепилась в фоторамку, словно в спасательный круг: если выпущу – задохнусь!

– Пятилетняя я с бабушкой, – с этими словами она резко отняла у меня спасательный круг и сама врезалась в него взглядом, пока я смотрела на нее как-то слишком снизу вверх: я вдруг почувствовала себя маленькой, крошечной песчинкой – всё, что время оставило от массивного камня. Рокки вдруг перевела свой взгляд на меня и наконец – о, ужас! – заметила мои мокрые глаза. – У тебя тоже была бабушка?

Всё, на что я нашла в себе силы – один короткий кивок головой. Она тяжеловесно вздохнула и вновь перевела свой взгляд на фото в своей руке:

– Моя была замечательной.

– Правда? – надо же, силы на вопрос, пусть и дрогнувший, нашлись.

– Правда, – с этими словами она поставила фотографию обратно на комод. – Я искренне любила её. Только у неё, кроме меня, были и другие внуки, и когда я с матерью переехала из Вермонта в Коннектикут, она позабыла обо мне.

Я не смогла – я взорвалась:

– Неправда! Я никогда не забывала о тебе!

Рокки мгновенно, возможно даже ошарашенно, замерла. Может быть, её на несколько секунд оглушил мой возглас – не знаю. Но вот она начинает приходить в себя, пока я начинаю скатываться в панику: смотрит на меня в упор, затем на фотографию, затем в зеркало, висящее над комодом, в котором мы отражаемся обе – такие похожие! – и снова на меня. Её брови вдруг начинают сдвигаться к переносице, фотография возвращается на комод, руки она прячет в карманы и, наконец, ответный удар:

– Поясни-ка, что только что произошло?

Глава 42