Жизнь 3.0. Быть человеком в эпоху искусственного интеллекта

Чтобы лучше понимать происходящее, вернемся к рис. 2.2 из главы 2, на котором показан ландшафт человеческого разума с точки зрения сложности тех или иных видов интеллектуальной деятельности для машин, представленный в виде уровня моря, повышающегося по мере того, как машины эти виды деятельности осваивают. Основной тренд на рынке труда состоит вовсе не в том, что мы движемся к совершенно новым профессиям. Скорее, нам приходится все больше и больше тесниться на тех участках суши, до которых прилив технологий еще не добрался! Рис. 3.6 показывает, что эти участки суши подобны не единому острову, а сложному архипелагу, состоящему из островков и атоллов: они соответствуют всем тем видам деятельности, которые машинам все еще не удается выполнять так же дешево, как это делают люди. Это отнюдь не только хай-тек вроде разработки программного обеспечения, но и целый комплекс весьма простых профессий, требующих нашей особой анатомической ловкости и социальных навыков, начиная от лечебного массажа до игры в театре. Может ли так случиться, что искусственный интеллект сначала обгонит нас именно в выполнении интеллектуальных заданий, оставив вакансии только в секторе примитивных технологий? Один мой друг недавно пошутил, что, возможно, последней профессией, доступной для людей, будет самая древняя из них — проституция. Но в разговор вмешался японский робототехник, сразу запротестовавший: «Нет-нет, роботы в подобных вещах очень хороши!».

Рис. 3.6

Круговая диаграмма показывает профессии 149 миллионов работающих жителей Америки в 2015 году. Род деятельности каждого соответствует одной из 535 категорий по версии Бюро трудовой статистики США; категории расположены в порядке убывания популярности^{59}. Надписями снабжены категории более чем миллиона работающих. Новые профессии, возникшие благодаря компьютерным технологиям, начинаются только с 21-й позиции. Идея этой диаграммы возникла под влиянием анализа Федерико Пистоно^{60}.

Трудовики-пессимисты утверждают, что конец очевиден: весь архипелаг скроется под водой, и не останется такой работы, которую люди смогут выполнять лучше и дешевле, чем машины. В своей книге 2007 года Прощай, нищета шотландско-американский экономист Грегори Кларк писал, что мы можем узнать кое-что о наших рабочих перспективах в будущем, проводя сравнение с нашими лошадиными друзьями. Представьте себе двух лошадей, которые, глядя в 1900 году на первые автомобили, обдумывают свое возможное будущее.

— Я боюсь технологической безработицы.

— Иго-го, не надо быть луддиткой: наши предки боялись того же самого, когда паровые машины стали выполнять их работу в промышленности, а паровозы принялись вместо них тянуть экипажи по рельсам. Но у нас-то сегодня даже больше работы, чем раньше, и она гораздо лучше: мне намного приятнее катать легкую бричку по городу, чем целыми днями ходить по кругу в идиотских шахтах, откачивая воду помпой.

— Но что делать, если эта их затея с двигателем внутреннего сгорания действительно выгорит?

— Я уверена, что у нас, лошадей, возникнут новые профессии, о которых мы пока еще даже и не думали. Так же всегда было раньше, взять хотя бы изобретение колеса и плуга.

Увы, новых профессий, «о которых мы пока еще даже и не думали», для лошадей так никогда и не появилось. Не востребованные больше лошади просто вымерли: только в США их поголовье упало от около 26 миллионов в 1915 году до 3 миллионов в 1960^{61}. Механические мышцы сделали количество лошадей избыточным. Не проделают ли того же с людьми механические мозги?

На что жить, если нет работы?

Так кто же прав: те ли, кто считает, что автоматизированные рабочие места будут заменены лучшими, или те, кто говорит, что большинство людей в конечном счете не смогут найти себе работу? Если прогресс искусственного интеллекта будет продолжаться в прежнем режиме, то обе стороны могут оказаться правы: одни — в ближайшей перспективе, другие — в долгосрочной. Но хотя люди часто говорят об исчезновении рабочих мест с унынием и досадой, в этом, может быть, и нет ничего плохого! Луддиты негодовали по поводу исчезновения определенных рабочих мест, не подозревая, что какие-то другие места предоставят им тот же социальный статус. Может быть, и те, кто негодует сейчас по поводу каких-то рабочих мест, просто слишком узколобы? Мы хотим работать, потому что это дает нам средства к существованию и сам его смысл, но, учитывая изобилие ресурсов, производимых машинами, может быть, удастся найти способ получения доходов и цели в жизни альтернативным путем, не работая? Нечто подобное ведь происходит и в лошадиной истории, которая отнюдь не закончилась истреблением всех лошадей. Более того, количество лошадей с 1960 года увеличилось более чем втрое, они теперь защищены системой социального обеспечения: даже несмотря на то, что лошади сами не могли оплатить свои счета, люди решили позаботиться о них, сохраняя рядом для развлечения и спортивных состязаний. Может быть, мы аналогичным образом позаботимся и о наших ближних, находящихся в нужде?