Жизнь актера

В другой раз я нашел под своей дверью следующее послание:

«Мой Жанно,

От всей души благодарю тебя за то, что ты меня спас. Я тонул, и ты бросился в воду без колебаний, не оглянувшись назад. Восхитительно то, что тебе это было нелегко и что ты не сделал бы этого, если бы твой порыв не был искренним. Этим ты доказываешь свою силу, доказываешь то, что наша работа приносит плоды. В любви не может быть «козы» и «капусты» и не бывает маленькой любви. Любовь — это «Тристан и Изольда». Тристан обманывает Изольду и умирает от этого. В одну минуту ты понял, что наше счастье нельзя поставить на одни весы с каким-то сожалением, безосновательной грустью. Я никогда не забуду этого. Напиши мне пару строк, твои письма — мои талисманы. Я обожаю тебя.

Жан».

Там было также стихотворение:

Твое молчание

Любовь — нелегкая наука,
И я постиг мтобой.
Я слушаю молчанье друга,
Не понятое прежде мной.

Мой ангел, я любил так плохо!

Мой ангел нежный, ангел дикий...
Прозрачный, чистый, непорочный
И прочно, как кристалл, закрытый.

В кристалле этом созерцаю

Всю безысходность прошлых дней,
И в мыслях храм я воздвигаю
Античной статуе твоей.

В другое утро:

На колене

Читая гранки, вдруг я понял,
Что мной завершен «Потомак».
И вмиг легко мне стало так,
Словно исчез груз прошлых болей.

И понял я, что заслужил награду

Изменчивого солнца твоего
И что резные листья винограда
Скрывают плохо пол богов.

И ощутил себя я Принцем,

Но на колено Принц встает
Чтобы облаткой причаститься,
Той, за которой небо ждет.

Я понял, что мне щит с цветами

Твоими суждено носить,
Что лишь раскаянья слезами
Могу я глупость искупить.

Меня целуй же ты до боли,

Кольцо снимай и надевай
И изредка своею волей
В рыцарский орден посвящай.

Вскоре мы закончили играть «Трудных родителей». Он написал мне последнее стихотворение, все строки в нем были подчеркнуты.

Мольба на коленях

Совершим путешествие свадебное
Настоящее! Месяц медовый
И все то, что не небо дарит нам,
Сбросим мы с себя, как оковы.

О мой ангел, тебя умоляю

(Ты ведь любишь мне счастье давать),
Окунемся на время в безумье,
Чтоб уж нечего было желать.

Пусть от счастья заходится сердце,

Позабыты мораль и закон,
Под глазами блаженных страдальцев
Бледно-синий цветет анемон.

«Р.S. Если ты хочешь ответить мне прекрасным стихотворением, напиши «да» на листочке бумаги, оно займет место среди моих сокровищ».

Я написал «ДА».

Это стихотворение было не последним...

Не позволяй, любимый, лени сладкой,
Что может тело так легко объять,
Вдруг между нами проскользнуть украдкой
И нашу ласку задержать.

Наука ль счастье? — я не знаю,

Наверно, счастью можно научить,
Ведь кровью белой, что я истекаю,
Весь мир я мог бы воскресить.

Мы убежим из Парижа, из Парижа...