Жизнь Бальзака

Лето 1832 г. в Саше было дождливым, и Бальзак понял, что вдохновение к нему не приходит. Во-первых, он стал приманкой для туристов. Для мадам де Маргонн – «нетерпимой, фанатичной горбуньи, лишенной чувства юмора»⁵¹⁶, прямой противоположности своему жизнерадостному мужу, Оноре стал новым развлечением, которым можно было «угощать» гостей. «Жизнь в замке лишена покоя, – пишет Бальзак своей приятельнице Зюльме Карро. – Приезжают гости, и приходится в определенное время наряжаться. Провинциалы ужасно удивляются, когда узнают, что я не спускаюсь к ужину, если меня посещает новая мысль. Несколько хороших идей уже задохнулись от их проклятых визитов!»⁵¹⁷ Но, даже и не отвлекаясь на гостей, Бальзак понимал, что замыслы у него в дефиците. Особая смесь кофе, которую предпочитал Бальзак, требовала посетить несколько парижских бакалейщиков; на покупки уходила половина дня⁵¹⁸. Местная разновидность кофе была безвкусной: «от такого кофе вдохновение не придет», жаловался он. Мальчик из Тура стал парижским жителем. В «Евгении Гранде» кузен Шарль приезжает из большого города в дом дядюшки в Сомюре – типичной провинциальной глуши.

«– Что это такое? – спросил Шарль смеясь. И он указал на продолговатый темный глиняный горшочек, муравленый, покрытый внутри белой глазурью, с бахромой золы по краям; на дно его спускался кофе, поднимаясь затем на поверхность кипящей жидкости.

– Это взваренный кофей, – сказала Нанета.

– Ах, тетушка, я оставлю хоть какой-нибудь благотворный след моего приезда сюда. Вы ужасно отстали! я вас научу варить хороший кофе в кофейнике а-ля Шапталь»⁵¹⁹.

Второе препятствие к работе оказалось более стойким к стимуляторам или, возможно, даже усиливалось ими. Оно мельком проступает в малоизвестном описании Саше того периода. В своем «Путешествии Парижа на Яву» Бальзак представляет видение места, которое оживляют в памяти немногие его посетители:

«Я замер на месте, поравнявшись со старым замком де Вален (еще одно владение Маргоннов. – Авт.), и передо мной возник призрак Ганга! … Воды Эндра превратились в воды великой индийской реки. Я по ошибке принял старую иву за крокодила, а стены Саше – за хрупкие и изящные азиатские постройки… В мысленном искажении красивых предметов моего родного края мне почудились призраки. В связи с этим нужно было чтото предпринимать»⁵²⁰.

Грубо говоря, диагноз Бальзака оказался верным. Когда он вспоминал о своих галлюцинациях и проблемах с речью, он не просто потакал своим «художническим» фантазиям, как думали раньше, но описывал один из симптомов из серии подобных лингвистических расстройств, название которым – афазия⁵²¹ – придумали лишь в 60-х гг. XIX в. Тогда же их начали исследовать. Возможно, еще сказывались последствия падения (определенные типы афазии обычно возникают после инсультов или черепно-мозговых травм). Может быть, падение лишь выявило заболевание, впервые заявившее о себе в Вандомском коллеже, когда Оноре погрузился в некую «кому». Вербальные и зрительные галлюцинации почти наверняка были связаны с врожденным заболеванием, поскольку одни и те же симптомы повторяются на протяжении всей его жизни. В 1846 г. они примут форму аномии или амнезийной афазии – сокращение способности вспоминать названия предметов при речи: «В разговоре я долго подыскиваю существительные и постоянно забываю, как что называется»⁵²². В 1832 г. симптомы Бальзака как будто указывают на парафазию – нарушение в произнесении слов или их ненадлежащее употребление. То, что Бальзак оказался склонен именно к нарушениям речи, можно счесть жестокой иронией – проблемы с речью возникли у человека, который очень любил говорить. Но для него как для писателя собственное недомогание стало и важным открытием. Некоторые из странных выражений, произносимых Луи Ламбером, напоминают парафазию. Бальзак описывает в литературном произведении собственное душевное расстройство. Подобно своему творцу, Луи Ламбер одновременно и врач и больной; он исследует связи между мыслью и речью, анализирует свои странные высказывания. Для него они не ошибки, но скорее обличительные формулы. Данная гипотеза объясняет, почему мысли Бальзака о психических заболеваниях лишь отчасти восходят к трудам его знакомых психиатров⁵²³: если «Шагреневая кожа» стала результатом психического и физического истощения, «Луи Ламбер» почерпнул часть своей «таинственной власти»⁵²⁴ из явления совсем не необычайного – удара головой.