Жизнь Бальзака

Париж оказался превосходным местом приложения сил. В Париже того времени выходцы из буржуазии получали возможность высоко взлететь. Видимость служила не антиподом действительности, но ее предтечей. Амбициозные молодые герои «Человеческой комедии», приехавшие в Париж, как правило, в начале Реставрации (после Ватерлоо), быстро понимают, что скорее всего достигнут своих целей, если создадут у окружающих впечатление, будто их цели уже достигнуты. Они понимают, что начищенные до блеска кожаные сапоги, модные жилеты, галстуки нужного цвета для определенного времени дня способны открыть любую дверь⁹². Оказавшись в отчаянном положении, человек утонченный прибегает к помощи зубочистки: голодный юноша, который не спеша фланирует по бульвару и ковыряет в зубах, скорее получит приглашение на обед, чем нищий, который просит подаяние. Позже Бальзак узнал, что на языке финансистов подобного рода видимость называется «созданием доверия»⁹³.

Самонадеянность помогает самому Бальзаку пережить отрочество и раннюю юность. Некоторые писатели рассматривают годы своего «ученичества» в свете последующего апофеоза, и потому ученичество видится им романтическим обманом, данью легенде, в которой биограф берет на себя роль чревовещателя. Ретроспектива Бальзака показывает подростка таким, каким он себя предвидел – результат его личных подвигов Геракла. Он представляется юношей вызывающим, который предвидит свое величие и смеется над своими врагами.

Даже в ранние годы он держался как фигура выдающаяся. Он уже привык к критике, а может быть, и к зависти. «Оноре, ты, наверное, не понимаешь, что имеешь в виду, когда говоришь такое», – любила говаривать его мать, когда он делал какое-нибудь умное замечание⁹⁴. Кроме того, он обладал таким достойным зависти талантом, который мог пригодиться в политике и определенно станет важным в литературе: способностью твердо верить в невероятное. Лору фантазии брата очень забавляли. Однажды она поручила ему заботиться, по ее словам, за драгоценным семенем кактуса из самой Святой земли. Оноре посадил семечко в горшок, поливал его и наблюдал за его ростом. Из семечка выросла тыква.

Некоторые из историй показывают, что родные пытались переделать Оноре, приручить его. Кстати, стоит отметить: до того как Лора создала биографию брата, она уже написала несколько детских рассказов. Красивые, но скучные картинки дают представление о другом Оноре, который как будто существовал параллельно с первым: он подавал матери серьезные поводы для беспокойства. Хотя г-жа Бальзак все больше увлекалась сочинениями мистиков вроде Сведенборга и Сен-Мартена, она вовсе не считала доверчивость достоинством. Муж ее не будет жить вечно (что бы ни думал по этому поводу он сам), и Оноре предстоит стать главой семьи. И тут одного тщеславия недостаточно. Если юноша с зубочисткой на самом деле верит, что он уже пообедал, его шансы на выживание ничтожны.

Следующие несколько лет Бернар Франсуа руководил снабжением Первой армейской дивизии в Париже. Ему положили приличное жалованье в 7500 франков. Оноре какое-то время мог не заботиться о заработках.

Семья поселилась на улице Тампль, в доме номер 40. Дом их находился на западе Маре, квартала, с которым Бальзак уже познакомился во время своего предыдущего пребывания в Париже. В «Человеческой комедии» он вспоминает, что в их квартале сохранились развалины старинной канализационной системы Парижа: огромная, зияющая пасть в пять футов высотой, со сдвижной решеткой, которая улавливает мусор. Однажды, в 1816 г., после сильной грозы, маленькую девочку, которая несла бриллианты актрисе в театр «Амбигю комик», подхватило течением; «она бы исчезла, если бы на помощь ей не бросился прохожий»⁹⁵. В представлениях Бальзака о Маре археология и мелодрама относятся к одному и тому же ведомству. Улицы, дома и даже совсем непоэтические вещи вроде сточных канав никогда не сливаются в абстракцию «взрослого» видения мира; предметам присущ особый характер; они о многом могут рассказать. И в доме, в котором поселились Бальзаки, жила старушка – «осколок древности». Престарелая мадемуазель де Ружмон, подруга бабушки Саламбье, в молодости была знакома с Бомарше, автором «Фигаро». Бальзак часами беседовал с ней, и она без труда вспоминала интересные истории и подробности, жесты и разговоры, неизвестные биографам Бомарше. Вот откуда впечатление подлинности, часто возникающее у читателей романов Бальзака. Кажется, будто он сам был очевидцем многих сцен, происходивших задолго до его рождения⁹⁶. Дом, как и многие такие же шестиэтажные строения, вмещал в себя словно французское общество в миниатюре. Одна дверь уводила в тайный мир недавней истории и будущей карьеры Бальзака, зато другая вела в коридоры более предсказуемые и скучные. В доме номер 40 жил и Виктор Пассе, старый друг Бернара Франсуа и семейный поверенный.