Жизнь Бенвенуто Челлини

В это время[465] большой мрамор для Нептуна был привезен по реке Арно, а затем доставлен по Гриеве[466] на дорогу в Поджо а Кайано, чтобы лучше можно было доставить его во Флоренцию по этой ровной дороге, куда я и поехал его посмотреть. И хоть я и знал достоверно, что герцогиня личным своим покровительством сделала так, что его получил кавалер Бандинелло, не из зависти, которую бы я питал к Бандинелло, но движимый жалостью к бедному злополучному мрамору, — заметьте, что какая бы то ни было вещь, каковая подвержена злой участи, если кто-нибудь ищет ее избавить от какого-либо очевидного зла, то случается, что она впадает во много худшее, как сказанный мрамор в руки Бартоломео Амманнато,[467] о каковом будет сказана правда в своем месте, — когда я увидел этот прекраснейший мрамор, я тотчас же взял его высоту и его толщину во все стороны и, вернувшись во Флоренцию, сделал несколько подходящих моделек. Затем я поехал в Поджо а Кайано, где были герцог и герцогиня, и принц, их сын; и застав их всех за столом, герцог с герцогиней кушали отдельно, так что я начал занимать принца. И когда я позанимал его долгое время, то герцог, который был в комнате тут же по соседству, меня услышал, и с великим благоволением велел меня позвать; и когда я явился перед их светлости, то со многими приветливыми словами герцогиня начала беседовать со мной; за каковой беседой я мало-помалу начал беседовать об этом прекраснейшем мраморе, который я видел, и начал говорить, как их благороднейшую Школу их предки сделали такой преискусной единственно тем, что заставляли состязаться всех искусников в их художествах; и этим-то искусным способом и сделаны чудесный Купол,[468] и прекраснейшие двери Санто Джованни, и столько других прекрасных храмов и статуй, каковые создают венец стольких искусств их городу, каковой от древних доныне никогда не имел равных. Тотчас же герцогиня с досадой мне сказала, что она отлично знает, что я хочу сказать, и сказала, чтобы в ее присутствии я никогда больше не говорил об этом мраморе, потому что я ей делаю этим неприятность. Я сказал: «Так я вам делаю неприятность, когда хочу быть стряпчим ваших светлостей, делая все, что можно, чтобы они были лучше обслужены? Посудите, государыня моя: если ваши высокие светлости согласятся, чтобы каждый сделал по модели Нептуна, то, хотя бы вы и решили, что получит его Бандинелло, это будет причиной тому, что Бандинелло ради чести своей примется с большим старанием делать красивую модель, нежели он то будет делать, зная, что у него нет соперников; и таким образом вы, государи, будете много лучше обслужены, и не отнимете духа у даровитой Школы, и увидите, кто возбуждается к добру, я говорю — к хорошему роду этого чудесного искусства, и покажете, что вы, государи, его любите и понимаете». Герцогиня в великом гневе мне сказала, что я ее извел и что она хочет, чтобы этот мрамор достался Бандинелло, и сказала: «Спроси у герцога, вот и его светлость хочет, чтобы он достался Бандинелло». Когда герцогиня отговорила, герцог, который все время молчал, сказал: «Вот уже двадцать лет, как я велел добыть этот прекрасный мрамор нарочно для Бандинелло, и потому я хочу, чтобы Бандинелло его получил и чтобы он был его». Тотчас же я повернулся к герцогу и сказал: «Государь мой, я прошу вашу высокую светлость, чтобы она сделала мне милость сказать вашей светлости несколько слов в услужение ей». Герцог мне сказал, чтобы я говорил все, что я хочу, и что он меня выслушает. Тогда я сказал: «Знайте, государь мой, что этот мрамор, из которого Бандинелло сделал Геркулеса и Кака, он был добыт для этого удивительного Микеланьоло Буонарроти, каковой сделал модель Самсона с четырьмя фигурами, каковой был бы самой прекрасной работой в мире, а ваш Бандинелло добыл из него две фигуры только, плохо сделанные и все заплатанные; поэтому даровитая Школа до сих пор кричит о великой обиде, которая учинена этому прекрасному мрамору. Мне кажется, что к нему было привешено больше тысячи сонетов, в поношение этой стряпни, и я знаю, что ваша высокая светлость отлично это помнит. И поэтому, доблестный мой государь, если эти люди, которые имели об этом заботу, были настолько невежественны, что отняли этот прекрасный мрамор у Микеланьоло, который был добыт для него, и отдали его Бандинелло, каковой его испортил, как мы видим, о, неужели же вы потерпите, чтобы этот еще гораздо более прекраснейший мрамор, хоть он и Бандинелло, каковой его испортил бы, не дать его другому искусному человеку, который бы вам его устроил? Beлите, государь мой, чтобы каждый, кто хочет, сделал модель, а затем пусть все они будут открыты перед Школой, и ваша высокая светлость услышит то, что говорит Школа; и ваша светлость, с этим своим здравым суждением, сумеет выбрать лучшую, и таким образом вы не выбросите ваших денег, а также не отнимете художественного духа у столь чудесной Школы, каковая сейчас единственная в мире; в чем вашей высокой светлости одна лишь слава». Когда герцог преблагосклонно меня выслушал, он вдруг встал из-за стола и, повернувшись ко мне, сказал: «Ступай, мой Бенвенуто, и сделай модель, и заслужи этот прекрасный мрамор, потому что ты говоришь мне правду, и я это признаю». Герцогиня, грозя мне головой, сердито сказала, ворча не знаю уж что; и я откланялся и возвратился во Флоренцию, потому что мне не терпелось взяться за сказанную модель.