Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Цю Шэн догнал Чунья на середине склона, в том месте, где был расположен ровный квадратный кусок земли в один му. Она шла по тропинке между участками, перед зарослями низкорослых кустов боярышника. Автомобиль Цю Шэна как раз выезжал из-за поворота, но снег накрыл все белой пеленой так плотно, что даже изогнутая дорога казалась прямой. Цю Шэн почувствовал, что его тело будто парит, автомобиль чуть было не ушел в занос.

«Здесь, однако, нужно установить светофор», — произнес про себя Цю Шэн.

В этот момент яркие одежды Чунья превратились в светофор, подзывавший автомобиль Цю Шэна.

Чунья смахивала снежинки с куста боярышника, и одна за другой появлялись багрово-румяные, бойко смеющиеся мордашки ягод. Она сорвала кисть и положила на ладонь.

— Садись в машину, — сказал Цю Шэн, потянув девушку за рукав.

— Посмотри на этот боярышник. В самом деле, уж лучше бы ему цвести розовыми цветками и давать красные, как бумажные фонари, плоды, — слегка наклонившись, ответила Чунья.

— Что тебе сделал начальник Чжан?

— Ничего.

— Правда ничего? — спросил Цю Шэн, вновь дернув ее за рукав. — Я не верю.

— Ну и что с того, что не веришь. Что ты можешь сделать? — поинтересовалась Чунья.

— Твою мать, я так и знал, что он на это способен, — сказал Цю Шэн, махнув рукой.

— Знал? И чего ты тогда хотел от меня?

Цю Шэн подался вперед, чтобы обнять девушку, но только он распахнул объятия, как Чунья отбежала обратно на дорогу и, повернувшись к нему, громко спросила:

— Чего же, в конечном счете, хотел начальник Чжан? Чего хочешь ты?

Цю Шэн, догоняя ее, также громко крикнул:

— А я спрашиваю, что же, в конце концов, он тебе сделал?

— Ничего. А если бы и сделал что-то, тебя это не касается. А теперь я хочу вернуться в горы, я хочу подняться обратно! Теперь я понимаю, чего я хочу, мне все стало ясно.

Снова пошел снег, сначала некрупный, похожий на мелкие дождевые капли, и неплотный, словно невнятные, но трогательные любовные речи. Постепенно он будто бы спрессовался, смешался с муко́й, дождевые капли превратились в снежинки, укрупнились, но стали куда грациознее. Ветер же дул все более свирепо, кружил, укутывал; закручиваясь, поднимался от подножия горы наверх, крича, завывая, гогоча. Снежинки становились все крупнее и крупнее, всего лишь за пять-шесть минут соткав такую плотную белую сеть, что на расстоянии чуть более чжана[112] было невозможно что-то разглядеть. А что же крыши? Дорога? Ветки? Снег заставил их исчезнуть, скрыл все и вся, а снежные хлопья, танцующие в воздухе, сплавили землю и небо в одно целое. Все, что было перед глазами Чунья, стало белым, даже ее ресницы стали белыми, как и вода, стекавшая из-под ее ресниц и испарявшаяся белым паром. И вся эта белизна мгновенно застлала ее мир, покрыла все и все обнажила. Перед взором ее разливалось сияние, бурлили волны.

Чунья бежала только вперед, Цю Шэн в автомобиле следовал за ней. И так преследуя ее, он видел, как она на ходу из пестрого пятна превратилась в пятнистого оленя. А сочная кисть боярышника, что, высоко подняв, держала Чунья, обратилась в глазах Цю Шэна в красный сигнал, стала единственной тайной, что обрела Чунья после того, как спустилась с гор посмотреть на светофоры.

Хуан Пэйхуа

Записки о реке Тонянхэ (Пер. Е. Н. Колпачковой)

Южный склон Юньнань-Гуйчжоуского нагорья. Северозападная часть плато Гуй.

Когда-то здесь были бескрайние, как океан, девственные леса, где деревья-великаны заслоняли собой небо, где среди бела дня поднимешь голову, а над тобой сверкающие звезды на небосводе.

Когда-то земля здесь была черного цвета, возьмешь пригоршню, а она маслянистая, оставляет жирные следы на руках — богатые и плодородные земли.

Многолетняя засуха, без устали палящее солнце да жгучие ветра выжгли эти леса до пепла, земля выцвела до буро-коричневого цвета.

Обжигающий, как пламя, ветер, высохшие русла рек, выжженные склоны гор, даже самый последний кактус — и тот погиб, не выдержав здешних условий. Непрекращающийся голод и нехватка воды унесли бесчисленное количество жизней.

Оставшиеся люди собрались вместе, забили последнюю скотину, выпили ее кровь до последней капли и съели, пожарив, до последнего кусочка ее мясо. И тогда, черной ладонью утерев потрескавшиеся губы, вождь хрипло выдавил:

— Ищите воду! — Вождь сказал: — Будет вода — будет и все остальное.

Слепая мать уговаривала сына:

— Ты ступай! Как найдешь воду, возвращайся за мной.

Сын не мог оставить мать. Взвалив ее на спину, он ответил:

— Ма, вы если вдруг захотите пить и больше совсем уже не сможете терпеть, укусите меня за плечо — появится кровь. Чуть глотнете, и жажды не будет.

Сын с матерью за спиной пошел на юг от деревни. Они верили, что там лежит большое море, а там, где море, обязательно будет и вода, там, где вода, обязательно текут реки.

Чем дальше они уходили на юг, тем более горячим и влажным становился воздух. Чем дальше они уходили от дома, тем плотнее становились облака. И чем дольше они шли, тем медленнее двигался сын.