Жизнь без войны (СИ)

Но культ Кубы экзотическим цветком распустился в Стране советов лишь после того, как 1 января 1959 отряды Фиделя вошли в Гавану. Хотя на Западе его имя стало известным еще в 1953 - когда он с командой отчаянных храбрецов напал на казарму Монкады в Сантьяго-де-Куба и был в пух и прах разгромлен, угодив за решетку. Потом, после амнистии, было 28 месяцев партизанской войны. Но все это мало волновало тогдашних кремлевских наблюдателей, поскольку плохо вписывалось в марксистскую схему "классовой борьбы" с пролетариатом во главе. Кубинские же бунтовщики, в основном состоявшие из университетской молодежи, по взглядам были обычными националистами, не желающими, чтоб их страна не походила на большой бордель для американцев. По своим методам они больше напоминали анархистов и левых эсеров, нежели большевиков. Недаром в организационном плане предпочитали размытую форму "Движения 26 июля" (в честь штурма Монкадо), которое было реорганизовано в Единую партию социалистической революции лишь в 1965.

Биографы Фиделя Кастро отмечают, что хотя марксистские книжки он почитывал еще будучи студентом, в 50-е его истинными кумирами были Боливар и Хосе Марти. То есть революционеры традицинной латиноамериканской закваски. И что Кастро 50-х годов - это был интеллектуал с южным темпераментом, но, тем не менее, вполне договороспособный. И отказавшись от встречи с ним в апреле 1959 г., Д. Эйзенхауэр сам подтолкнул его в объятья Москвы. Именно в ответ последовала национализация американских сахарных заводов и банков и объявление блокады, а затем и военная высадка в бухте Кочинос на пляже Плая Хирон (апрель 1961).

Именно в этом контексте Фидель объявил себя "строителем социализма". А неопределенность Кремля сменилась приступом страстной любви. Посетивший Кубу в феврале 1960 А.Микоян сообщил Хрущему, что парень "наш". А вскоре, во время американского вояжа в США, и сам Никита лично познакомился с "команданто" в одном из отелей нью-йоркского Гарлема. И пришел в такой восторг, что Куба получила и оружие, и советников, и в конце - концов ракеты с ядерными боеголовками, которые поставили мир на самую грань "конца света" .

Начала 60-х и стало, как выяснилось потом, высшим аккордом другой популярной песни "Куба-любовь моя". Митинги протеста против "америкосов " в поддержку "острова зари багровой" проходили по всей страны - даже наш "Окуров" не миновали. А портреты бородача Кастро не сходили со страниц журналов и художественных выставок. Массовая влюбленность в Кубу подогревалась еще и тем, что возбуждала эстететически и экзотически: прекрасная природа, красивые люди, темпераментная музыка. Гуантанамера!...

Кубинская героическая драма развертывалась на общем солнечном фоне афро-азиатского пафоса антиколониальных восстаний, полыхнувших в начале 60-х. Это было время, когда советские люди еще не прониклись фобиями к "цветным" и воспринимали их как диковинные растения. Когда слово "солидарность" еще не девальвировало до состояния официозного штампа. И Кубинская революция 1953-59 годов воспринималась как первая, самая симпатичная птичка из огромной окуймены, прозванной Третьим миром.

Но, как и всякая пылкая любовь, вскоре она не то, чтобы прошла, но сникла. Подобно тому, как это бывает у любовников после свадьбы, когда начинаются будни. Да и Карибский кризис напугал советского обывателя даже при той скудной информации, которая просочилась через железный занавес.

К тому же общество, с конца 60-х все более разъедаемое коррозией "потребительских настроений", стало утрачивать интерес и симпатии к бесчисленному кругу"друзей", которых надо подкармливать. И все более характерными становились куплеты, типа: "Ладушки, ладушки. Куба ест оладушки. Мы глазами хлопаем, аржаниун лопаем".

Ну, а для маргиналов революционная романтика капитализировалась в образе Че Гевары и вместе с ним эмигрировала с Кубы. И уже не ее знамя, песни и даже борода Фиделя олицетворяли бесшабашное благородство кубинцев, а значки и маечки с потретами неуемного бунтаря.

С другой стороны, после того, как спровадили Хрущева, менее вспыльчивый Брежнев с его когортой стареньких "товарищей" предпочли соблюдать "интернациональный долг" не в стратегии наступления, а в тактике выполнения обязательств. Проще говоря-откупного. На Кубу были отправлены тысячи специалистов разного профиля -

от военных до инженеров, врачей и ихтиологов. Щедрым потоком туда потекли в обмен на сахар и лимоны все, о чем просила Гавана - от зерна до нефти, тракторов и пушек. На долю внешней торговли СССР приходилось тогда до 70%. Кубинцы шутили на сей счет - все получаем из Москвы - разве что кроме снегоочистителей. Вплоть до конца "перестройки" экономическая помощь оказывалась в привычных размерах . И лишь в 1989 Горбачев заявил о ее сокращении. И даже поднял вопрос о долгах. Впрочем, в 2014 Путин их все же списал (речь идет о 35 млрд. долларов).