Жизнь Большой Реки

Нелегко сделать хороший снимок водопадов Игуасу. Тут не только проблема освещенности. Нужно подкараулить момент между двумя порывами ветра. Из распыленной воды, из разбитых на атомы ее частичек тропическая жара образует пелену, которая, подхваченная ветром, заволакивает, стирает контуры. Солнечные лучи расщепляются в призмах водяной пыли, и в этой пелене рождаются дуги радуг. Радуга здесь, радуга там. И над головой, и далеко внизу, под ногами.

Я просто не мог оторваться от чарующей красоты, водопадов. Сознание того, что этот гремящий водяной хаос, затянутый пеленой из распыленных капель, порожден спокойно разлившейся Игуасу, по которой еще недавно мы плыли на утлом челне, охотясь с компадре, действовало ошеломляюще. Мы провели здесь несколько дней, рассматривая водопады со всех сторон, открывая все новые их красоты.

Как описать лунную ночь над Игуасу? Перед огромным амфитеатром разыгрывается единственная в своем роде мистерия. Мать-Природа расставила декорации с небывалой пышностью, никакой оркестр не смог бы воспроизвести симфонию тропической ночи.

Мы сидим на краю леса. Воздух напоен ароматом орхидей, цветущих лопахо, диких апельсинов, терпким запахом влажного подлеска.

Вокруг чернильный мрак. В отдалении висит, скорее угадываемый, чем видимый, двухкилометровый водяной занавес. Через ажурные кружева пальм начинает просвечивать луна, и вдруг свет падает на водяную стену, превращая ее в жидкое серебро. Луна, будто капельмейстер, оживляет волшебный оркестр джунглей. Высоко в кронах деревьев принимаются звенеть цикады — насекомые, играющие роль соловьев южной ночи. В подлеске им вторят тропические сверчки, лягушки не квакают, а словно бы отбивают такт серебряными молоточками, стонут жабы, разными голосами кричат тючные птицы. При луне бледнеют звезды, но зато вспыхивают бесчисленные светлячки. И уже не поймешь, на небе ли звезды или же они мигают в чаще. И все это происходит на фоне грохочущих раскатов серебристого призрака — Игуасу.

Человек? Он в эти минуты незаметен и очень счастлив. И лучше понимает индейцев гуарани, которые когда-то чтили Большую Воду как божество.

Территории южной Бразилии, Парагвая и северо-восточных провинций Аргентины населяли с незапамятных времен гуарани. Таким образом, им принадлежали не только земли вдоль берегов Большой Воды, но и весь ее огромный бассейн.

Несравненные охотники, изумительные рыбаки…

Мы слишком злоупотребляем определением «индеец». Индейцами мы называем и арауканов, и кечуа, и гуарани[27], и многих других исконных жителей Южной Америки. А ведь трудно доискаться сходства не только в их обычаях и языке, но даже в физическом облике. Пожалуй, общее у них — только темный цвет кожи, да и то если не обращать внимания на гамму оттенков.

Далекое прошлое гуарани до сих пор не изучено. Слишком давние это времена в истории молодого континента. Археологические находки — красивая керамика, урны, пепелища — о многом не расскажут. О гуарани кое-что мы знаем лишь с момента встречи их с белыми пришельцами. Тогда их называли индиос, сами же себя они именовали гуарани. Так они и остались индейцами гуарани.

_{МЫ ОЩУЩАЕМ ЛЕГКОЕ ДРОЖАНИЕ ЗЕМЛИ ПОД НОГАМИ. ВОЗДУХ НАСЫЩЕН ВЛАГОЙ И ЛЕСНЫМИ ЗАПАХАМИ}

Их язык сохранился до сих пор. Он не похож на языки других обитателей континента: мелодичный, позволяющий благодаря словосочетаниям очень точно определять любые понятия, настолько богатый различными оттенками, что, как утверждают знатоки, с испанского все можно перевести на гуарани, но обратный перевод крайне труден. Язык гуарани довольно распространен в аргентинских провинциях Корриентес, Мисьонес, Энтре-Риос. В республике Парагвай на нем говорят наравне с испанским, даже денежная единица в этой стране называется гуарани. Многие слова из языка гуарани вошли в обиход современных аргентинцев и парагвайцев. В лесах, на дровяном рынке говорят: «лопахо», «якаранда», «урундай», «амбай», не находя соответствующих испанских эквивалентов. Рыбаки ловят паку, суруби, мангуру'йю, тарарира. Спускаясь по Большой Реке, минуешь такие городци и селения, как Итусаинго, Итате. Можно разбиться на порогах Аппле.

Важным периодом в истории индейцев гуарани были XVII и XVIII века. Тогдашняя политика испанских вице-королей ставила целью поселить индейцев в специально отведенных местах, подчинить их новой государственной организации. Естественно, все это с одновременным обращением их в христианскую веру. За такую задачу взялись иезуиты. Отцы закона крестили гуарани и основывали при своих миссиях земледельческие колонии — так называемые редукционес[28].