Жизнь Будды

В лике зверя, всех свершений счет,

Накопленье собственных возвратов,

Смерть — и вновь рожден звериный лик.

Из-за шкуры или из-за мяса

Умереть одним велит удел,

Из-за рога, меха или крыльев

Те же рвут друг друга из вражды.

Раньше — друг, родной, теперь — злой ворог,

Когти к горлу, пасти, зуб и клык,

А иные гнутся, тяжко бремя,

Но влачат, бодилами их жгут.

Призраков пытаемых несчетность,

Горла, что иссохли, пить хотят,

Те лететь должны чрез вышний воздух,

Те, не зная смерти, быть в воде,

Видел также он скупцов и жадных,

Ныне — как голодные они,

Их тела крутой горе подобны,

Рты же — как игольное ушко.

Рот всегда для пищи раскрывая,

Поглощают лишь один огонь,

Пьют они отравленное пламя,

Гарь внутри, и больше ничего.

Жадные, обманывать умели,

Облыгали тех, кто был благим,

А теперь голодными родились,

Призрак пищи вечно мучит их.

Все отбросы от людей нечистых

Были бы усладою для них,

Но, едва такую сладость узрят,

Исчезает в воздухе она.

О, когда бы только кто предвидел,

Что его за жадность сердца ждет,

Самую он плоть свою бы отдал,

Лишь бы милосердье оказать!

Снова их рожденными узрел он,

Их тела как сточная труба,

Рождены из чрева лишь для грязи,

Чтобы ведать боль и трепетать.

В жизни — ни одной минуты вольной

От того, что смертный час грозит,

И хоть жизнь — сплошные труд и горе,

Вновь родятся, новая страда.

Видел тех, что заслужили Небо,

Но снедает их любовь к любви,

Жажда быть любимым вечно мучит,

Вянуть, как без влаги вянет цвет.

Светлые дворцы их опустели,

Дэвы спят во прахе на земле,

Или молча горько-горько плачут,

Вспоминая о былых любвях.

Кто родился, грустен в увяданьи,

Кто, любимый, умер, горе в том:

Так стремятся к радостям небесным

И в борьбе себе готовят боль.

Что же стоят радости такие?

Кто же будет, здраво, жаждать их?

Чтоб добиться их, усилье нужно,

Но они бессильны боль прогнать.

Горе! горе! В этом нет различья!

Дэвы в том обмануты равно!

Чрез века они страданье терпят,

Чрез века с хотеньем бой ведут.

Достоверно ждут отдохновенья,

И опять паденье — их удел.

Пытки их в Аду подстерегают,

Рвут друг друга, точно зверя зверь.

Ищут в жгучей жажде и сгорают,

Ищут: «Где восторги?» — ждет их боль,

В Небесах — мечтают — верный отдых,

Но с рожденьем в Небе тоже боль.

Раз рожден — страданье непрерывно,

В мире нет приюта от тоски,

Круговратность смерти и рожденья —

Поворот несчетный колеса.

В этих водах бьется все живое,

В этих зыбях плоть не отдохнет.

Чистым зреньем Дэвы так смотрел он,

Пять пределов жизни созерцал

Все, равно, бесплодно и напрасно,

Дрожь листка, на миг пузырь волны.

И вступил он в бодрствованье третье,

В глубь познанья правды он вошел.

Целый мир созданий созерцал он,

Приносящий боль, водоворот,

Полчища живущих, что стареют,

Тех ряды, к которым смерть идет.

Жажда, жадность, темнота незнанья,

Безысходность тесных жмущих пут.

Внутрь себя взглянул он и увидел,

Где исход рожденья, смерти ключ.

Он удостоверился, что дряхлость —

Из рожденья, как и смерть есть в нем:

Если человек родился с телом,

Тело унаследует недуг.

Глянул он, откуда же рожденье,

И увидел цепь свершений он,

Что в другом свершались месте, где-то,

Не Всевышний делал те дела.

Не были они самопричинны,

Не было то личным бытие,

Не были они и беспричинны,—

Так звено с звеном он различил.

Кто, сломав бамбук, сустав разнимет,

Все суставы разделить легко:

Так, причину смерти и рожденья

Увидав, он к правде подошел.

Все исходит в мире из цеплянья,

Как, схватив траву, горит огонь;

А идет цеплянье из хотенья,

Хоть из ощущения идет;

Как себе голодный ищет пищи

Иль к колодцу жаждущий спешит,

Есть так в ощущеньи жажда жизни,

От касанья это все идет;

К дереву так деревом коснешься,

И огонь из тренья порожден;

Шесть есть разных входов для касанья,

Их причинность имя есть и лик;

Имя с ликом родились от знанья,

Как зерно идет в росток и в лист,

Знанье же из имени и лика,

Эти два сплетаются в одно;

Некая попутная причина

Имя порождает, с ним и лик;

А другой попутною причиной

Имя с ликом к знанию ведут;

Как корабль уходит с человеком,

При сплетеньи суши и воды,

Так из знанья имя вышло с ликом,

Имя с ликом корни создает;

От корней рождается касанье;

От касанья к ощущенью путь;

В ощущеньи кроется хотенье;

И в хотеньи связь цеплянья есть;

Эта связь причина есть деяний;

А они ведут к рожденью вновь;

А в рожденьи скрыты смерть и старость,

В этом всех живых круговорот.

Исто-просветленный, мысля точно,

Он неукоснительно постиг:

Ежели рождение разрушить,

Прекратится старость, с ней и смерть.

Только уничтожь возникновенье —

И рожденью вместе с ним конец.

Только уничтожь цеплянье связи —

И возникновенья больше нет.

Уничтожь хотенье — нет цеплянья.

С ощущеньем — уничтожишь хоть.

Нет касанья — нет и ощущенья.

Шестеричность входов уничтожь,

Нет касанья, входы уничтожишь —

С ними нет имен и ликов нет.

Знанья нет — и нет имен и ликов.

Имена и лики уничтожь —

Вместе с ними знанье погибает.

Уничтожь неведенье,— и с ним

Имена и лики умирают.

Так великий Риши завершен,

Он усовершенствован в самбодхи,

В мудрости пределов он достиг.

Так усовершенствовавшись, Будда,

Духом, восьмикратный путь нашел,

Миру светоч — правильное зренье,

Верный путь для всех, чтобы ступать.

Так сполна он самость уничтожил,—

Гаснет так огонь, пожрав траву.