Жизнь Будды

С напряженной тетивой!

Стрелы мудрости точите,

Да не будет пуст колчан,

Светлым шлемом правой мысли

Да покроется чело!

Пять врагов сражай упорно,

В пять желаний метко цель,

Чтоб не смели подступиться

И сознаньем завладеть.

И железом раскаленным

Лучше вырвать вам глаза,

Чем на хитрый женский облик

С вожделением смотреть.

Сила хоти ум туманит,

Манит женская краса,

Проживешь и не увидишь

И пойдешь дорогой злой.

Между хотью и предметом

Есть неравенство границ:

Это два вола пред плугом,

Но неравно их ярмо.

Вместе тянут плуг тяжелый,

Но один его влечет,

А другой идет для вида.

Обуздайте же сердца!»

Так сложилось это слово,

Чтобы верных уберечь.

Между тем к Владыке Амра,

Не смущаясь, подошла.

В ней горело состраданье,

Сердце жалости полно,

И подумала, что рощу

Примет в дар он от нее.

Самосдержанно и ясно,

Перед Буддой преклонясь,

Тут, у ног Владыки мира,

Место выбрала она.

Он сказал: «Твой облик скромен,

Безыскусственен наряд,

Ты юна, и ты богата,

Ты красива и умна.

Чтоб с подобными дарами

Сердцем так принять Закон,

Эго — редкостное дело,

Трудно в мире отыскать.

Коль мужчина копит мудрость

Чрез рожденья вновь и вновь,

Он Закон охотно примет,—

Это можем видеть мы.

Но чтоб женщина, чья мудрость,

Как и воля, коротка,

Столь объятая любовью,

Обратилась,— трудный шаг.

На мужчине вся забота,

Сила — он, и радость — он.

Лика женщины да минем,

Сердце в правом соблюдем».

Амра слушала Владыку,

В сердце радость возросла,

Мудрость мысли в ней окрепла,

Озаренья свет горел.

Образ женщины душою

Отвергая от себя,

Гнет желанья ниспровергла,

Мыслям чистым предалась.

Все ж свой женский лик хранила,

Ибо связан был он с ней,

И молитвенно сказала,

Перед Буддой преклонясь:

«О Владыка, в состраданьи

Мой смиренный дар прими!

Пусть в неведеньи я темном,—

В том — обет моей души!»

И, ее сердечность зная,

Будда принял этот дар,

И душа ее сияла

В полной радости своей.

23. ПРЕДЕЛ

В это время, средь мощных Лихави,

Пролетела крылатая весть,

Что в стране их Владыка Вселенной,

Что он медлит у Амры в саду.

Поспешили они в колесницах,

Был у каждого собственный знак,

Синий, красный, и желтый, и белый,

Балдахины различных шелков.

И, прибывши к той роще тенистой,

Эти Сильные, имя чье — Львы,

Снявши пять украшений, смиренно

Преклонились пред Буддою все.

Вкруг Учителя — тесные сонмы,

И как Солнце сияет он всем.

Старший Лев, львинооко глядящий,

Без надменности львиной внимал.

Между тем Сакья-Лев начал слово:

«Я с великими здесь говорю,

Но, прошу, отложите мирское

И примите Учения свет.

Красота и богатство — желанны,

Украшенья и запах цветов,

Но нельзя их сравнить с красотою

Прохожденья прямого пути.

Ваши пажити столь плодородны,

Что великая слава вам в том,

Но, чтоб счастье в народе сияло,

Правя им, соблюдите Закон.

Возлюбивши высокую правду,

Неуклонно ведите народ,

Как ведет многоглавое стадо

Царь быков, через реку идя.

Кто, храня достоверную память,

Все мирское в предельности зрит,

Тот великую силу находит,

Проходя по прямому пути.

Кто проходит по дикой пустыне,

Драгоценные камни найдет,

Их земля породила,— и будет

Прямодушный богат, как земля.

Кто в пустыне мирской сохраняет

Все достоинство светлой души,

Он без крыльев летит чрез пространства,

Через реки плывет без ладьи.

А без этого, как перейдет он

Чрез пороги вскипевших скорбей?

Налетят, заметут водоскаты,

Устремляется яростно скорбь.

Если дерево блещет плодами

И в душистых сияет цветах,

Но топор прорубил основанье,—

Как взойти на подрубленный ствол?

Так и тот, кто своей красотою

Или силою здесь знаменит,

Но закон прямоты нарушает,—

Он непрочен в основе своей.

И бывали цари, что хранили

Прямоту — в многопышных дворцах,

И отшельник порой лишь ущербы

Прикрывал власяницей своей.

Тот, кто мудр, чистоту соблюдает,.

Он идет чрез рожденье и смерть,

И вожак ему — верное сердце,

Это всход, чтоб взойти до Небес.

Чтобы лестницы светлой достигнуть,

Самогордость в душе победи,—

Затеняет она и высоты,

Это саван вкруг сердца людей.

Кто стремится к победе над внешним,

Победить не желая себя,

Тот — безумец, что ищет опоры

Не в твердыне,— в гнилом тростнике.

Кто себя отдает вожделенью,

Тот пожару себя предает,

И пожар мы утушим водою,

А хотение — чем потушить?

По сухой травянистой пустыне

Пробегает проворный огонь,

Пробежит, отгорит и потухнет,—

Нет молитв, если сердце сожжешь.

От услады к усладе — оковы,

И от жизни до жизни — звено,

Нет врага человеку сильнее,

Чем хотенье, что к Карме ведет.

Вожделенье и гнев искажают

Благородный чарующий лик,

Затемняют красивые очи,

Удушают туманом слепым.

Этот чад затрудняет дыханье,

И из мира он делает то,

Что мгновенно весь мир легковесен

И мгновенно он беден и пуст.

Ни на миг да не царствует гневность,

Тот, кто гневное сердце сдержал,

В мире назван — высокий возница,

Он коня удержал на скаку.

Совершенна его колесница,

И звенит, не порвавшись, узда,

И тугие натянуты вожжи,

Он свершает намеченный путь.

Кто же дикому сердцу даст волю,

Тот сперва свое сердце сожжет,

И к пожару прибавит он ветер,

И опять он горит и горит.

И рожденье, и дряхлая старость,

И болезни, и верная смерть,—

Это наши враги, а хотенье

Есть подмога для вражеских войск.

Увидавши, как скорбь многократно

Нападает на мир и теснит,

Воссияем же любящим сердцем,

И любовь будет крепость для нас».