Жизнь Будды

Трудно помощь отыскать,—

Восставляйте же плотину

Перед натиском скорбей.

Путь извилин покидая,

Вверх идите прямиком,

Как свершает круг свой Солнце,

До закатных гор идя».

С сокрушенными сердцами

Львы пошли к своим домам

И, вздыхая, говорили:

«Этой скорби меры нет!

Золотой горе подобно

Тело светлое его,

И, однако, чрез мгновенье

Рухнет царственный утес.

Силы смерти и рожденья

Были слабы краткий миг,

Но уходит Совершенный,

Где ж опору нам найти?

Мир во тьме глухой был долго,

За бродячим шел огнем,

Солнце мудрости возникло

И уходит,— где наш свет?

Зыбь неведенья вскипела,

Хлещут темные валы,

Мир всецело заливают,—

Где же мост и где паром?

Врачеватель возлюбивший,

Тот, чье снадобье есть мысль,

Исцелитель беспримерный,—

Почему уходит он?

Знамя мудрости высокой,

Знамя светлое любви,

С сердцем, вышитым алмазом,

Ненаглядным для очей,

Стяг небесный, знак прекрасный,—

Для чего ж склоняться ниц?

Для чего ж в одно мгновенье

Оборваться с высоты?»

Сильный нежною любовью,

Совершенный был пронзен,

И пошел, скрепивши сердце,

Как закаливают сталь.

Столько было в нем терпенья,

Было столько в нем любви,

Как в цветке, что наклонился,

Замышляя отцвести.

Так уходят от могилы,

Где любимый схоронен,

И последнее прощанье

Отражается в глазах.

25. ПРОЩАНИЕ

Он уходил, идя к своей Нирване,

А Ваисали было словно место,

Что брошено. Так облачною ночью

На Небесах нет звезд, и нет Луны.

Тот мирный край объят теперь был скорбью:

Так плачет дочь, когда отец отходит,

Изящество ее тогда тускнеет,

И слово замирает на устах.

Когда он жил, тот любящий и мудрый,

Она умом сияла, остротою,

Духовные теперь погасли силы,

И сердце — чуть взнесется — упадет.

Теперь так точно было с Ваисали,

Погас весь блеск, что раньше был наружу:

Так без воды трава, желтея, сохнет

И так дымит затоптанный огонь.

И говорил один из Львов, их главный:

«Отходит ныне Царь людей в Нирвану,

В великое безветренное место,—

А мы опоры нашей лишены.

Мы потеряли ныне твердость воли,

Мы как огонь, лишившийся топлива,

Как жаждущий, что влаги не находит,

Как зябнущий, лишившийся огня.

Лишился мир звезды руководящей,

Болезнь, и смерть, и старость вседовольны,

Они идут пожаром всеохватным,—

Каким дождем зальем мы тот огонь?

Возлюбим же единственную мудрость,

Воспомним, что во всем непостоянство:

Кто это помнит, он, хотя б в дремоте,

Один в ночи есть бодрствующий здесь».

Так эти Львы, лелея мудрость Будды,

Свои сердца к Высокому направя,

Вздыхали о рождении и смерти,

Грустя в сердцах о Человеке-Льве.

И ныне тот Всеведущий, Всемудрый,

Назад всем львиным телом обернулся,

И раз еще взглянул на Ваисали,

И вымолвил прощальный этот стих:

«В последний раз, в последний раз я ныне

Навеки ухожу от Ваисали,

Из края, где рождаются герои,

Теперь я ухожу, чтоб умереть».

С неспешностью идя от места к месту,

До Бхога-Нагары дошел в пути он,

И отдохнул он там в тенистой роще,

Где слово верным он своим сказал:

«Теперь, свершив свой путь, войду в Нирвану,

А вы Закон великий соблюдайте,

Он ваша высочайшая твердыня,

Когда вы в нем, вы им защищены.

Того держитесь, что вам говорил я,

Что с этим несогласно, отвергайте

И не держитесь буквы, а глядите,

Что золото и что лишь примесь есть.

Исследовать, в чем истинность основы,

С такой же осмотрительностью должно,

Как драгоценщик выбирает камни,

И золото, чтоб перстень был хорош.

Не знать, что в истом сказано Писаньи,

То значит — жить и медлить в скудоумьи,

Недостодолжно говорить о мудром

Есть то, на что не нужно и смотреть.

Кто меч берет неловкою рукою,

Тот только ранит собственную руку,

И кто в ночи дорогу ищет к дому,

Тот должен в темноте острить свой взор.

Утратишь смысл — Закон в несоблюденьи,

Не соблюдешь Закон — и разум спутан,

Итак, кто мудр, тот в слово смотрит зорко,

Всегда ища — смысл истинный найти».

Сказавши так, пошел он в город Паву,

Там жил народ, носивший имя Сильных.

Был некто там, чье имя было Чунда,

Он Будду тотчас пригласил в свой дом.

В последний раз там Будда принял пищу.

Тем, кто там был, сказав слова Закона,

Он отбыл в некий град Кушинагару

И там в тенистой роще отдохнул.

В златой реке он искупал там тело,

Что как утес сияло золотистый,

И Ананде так повелел он, выйдя:

«Вот здесь, меж этих двух плакучих ив,

Очисти место, постели циновку,

Час полночи придет, уйду в Нирвану».

У Ананды дыхание пресеклось,

Но он веленье выполнил, в слезах.

Циновку разостлал, и Совершенный,

На правый бок, лег головой на Север

И спал, как Львиный царь, скрестивши ноги,

Как на подушке, на своей руке.

Вся скорбь прешла. Изношенное тело

Последний сон в тени дерев прияло.

А верные, собравшись в круг, вздыхали:

«Погасло око Мира, умер Свет!»

Ручьи притихли, ветер притаился,

Умолкли птицы, замолчали звери,

И крупные с дерев сочились капли,

До срока листья падали с ветвей.

Цветы, склонив головки, увядали,

Меж тем как Небожители и люди,

Еще желаний полные, дрожали,

И ими овладел захватный страх.

Так путники в пустыне путь опасный

Свершают и глядят, кругом — бесплодно,

И далеко родимое селенье,

И страшно им: «Что, если не дойдут?»

От сна тут Совершенный пробудился

И Ананде сказал: «Иди и молви

Народу Сильных, что моя Нирвана

Близка, пускай придут в последний раз».

И Ананда пошел, скорбя и плача.