Если «четверги» Михайлова представляли собой обычные журфиксы (назначенный день недели для приема гостей), каких в Москве, да и в других губернских городах, было множество, – без определенной программы и направленности, то «среды» объединяли единомышленников, пусть и с очень широкими взглядами на литературу и ее задачи. Прародителем «Среды» был кружок «Парнас», куда входили молодые литераторы купеческого звания, страстно любившие литературу и желавшие знакомить друг друга со своими опытами. «Парнас» собирался в низких антресолях старого купеческого дома Телешовых на Валовой улице в Замоскворечье. Сперва он пополнялся скромными именами – автор рассказов из крестьянской жизни С. Т. Семенов, украиновед Д. И. Эварницкий, драматург Е. П. Гославский, писатель Н. И. Тимковский, а с преображением «Парнаса» в «Среду» на заседаниях стали бывать иногородние знаменитости – Чехов, Короленко, Горький, Куприн…
Как вспоминал Б. К. Зайцев, «на «Среде» держались просто, дружественно: дух товарищеской благожелательности преобладал. И тогда даже, когда вещь корили, это делалось необидно. Вообще же это были московские приветливые и «добрые» вечера. Вечера не бурные по духовной напряженности, несколько провинциальные, но хорошие своим гуманитарным тоном, воздухом ясным, дружелюбным…» Участники «сред» именовали друг друга шуточными московскими адресами. Причем, как пишет Телешов, «делалось это открыто, то есть от прозванного не скрывался его «адрес», а объявлялся во всеуслышание и никогда «за спиной».
Так, седовласому Н. Н. Златовратскому, которому было за пятьдесят, сперва был дан адрес Старые Триумфальные ворота, а затем – Патриаршие пруды, театральному критику С. С. Голоушеву-Глаголю – Брёхов переулок, кроткому И. А. Белоусову – Пречистенка. Е. П. Гославский за обычное молчание во время споров именовался Большая Молчановка, а другой литератор, Л. А. Хитрово (Андрей Мирославин), наоборот, за пристрастие к речам – Самотека. Горький за своих босяков получил адрес Хитровка, а великий Шаляпин за широту натуры – Разгуляй. А. С. Серафимович за свою лысину – Кудрино, Куприн за пристрастие к лошадям и цирку – Конная площадь.
Юлий Бунин, работавший всю жизнь по редакциям, был назван Старо-Газетный переулок, а младший брат, отчасти за свою худобу, а отчасти, как отмечает Телешов, «за острословие, от которого иным приходилось солоно», получил имя Живодерка (улочка, соединявшая Садовое кольцо с Тишинской площадью).
«Так, мешая дело с шутками и работу с пустяками, мы много лет дружно и хорошо жили», – говорит Телешов в своих «Записках писателя». Оно и понятно: ядро содружества составляла молодежь, еще даже не «обженатая» и вершившая свой досуг. Литературные споры часто завершались возлияниями. «После собрания, когда кружок окрестили именем «Среды» и когда за обильным ужином было много выпито, – рассказывает В. Н. Муромцева-Бунина, – уже на улице кто-то сказал:
– А как бы, братцы, не заела нас «Среда»…
И быстро, как это иной раз бывало с младшим Буниным, он ответил:
Конечно, вечера у Телешова разительно отличались от сборищ «скорпионов»: все здесь было просто, мило, по-человечески естественно, без натуги и гениальничания. И Бунин старался не пропускать ни одного заседания. Крепли и его дружеские отношения с хозяином «Среды». Однако большую часть времени он проводил в Одессе, где в эту пору бурно развивался его роман с Анной Николаевной Цакни. В Одессе он узнал из письма Телешова о его женитьбе на художнице Елене Алексеевне Карзинкиной, принадлежавшей к состоятельной и просвещенной купеческой московской фамилии, и отвечал ему 21 сентября 1898 года:
«Милый и дорогой Николай Дмитриевич! от всего самого искреннего сердца рад за тебя и поздравляю тебя! Я еще холост, но – увы! – скоро превращусь в женатого и представь себе тоже числа 24–25. Если не уеду, по-твоему за границу, то буду в Москве в ноябре. Напиши, пожалуйста, из твоей Италии, где ты там будешь. Пиши нам оттуда свои впечатления для газеты. Получаешь ее? Крепко целую тебя и остаюсь всей душой твой
Но и в качестве молодожена Бунин – редактор «Южного обозрения» – теребит Телешова просьбами дать что-нибудь для газеты, а присланный им рассказ «Подруги» тщательно редактирует. «Право, только теперь хорошенько сообразил, – пишет он 9 марта 1899 года, – что ты можешь рассердиться за поправки в рассказе. Ей-Богу, как-то само собой вышло, да ты ведь и сам разрешение давал. Напиши поскорее, если не зол».