— Паршивые, чего придумали, людей пугать понапрасну.
На троицын день мать разбудила меня к обедне. Нарядившись и собрав букет цветов, я пошла в церковь.
В церкви я стояла недолго. За время обедни я вместе с моими сверстницами лазила в барский сад за цветами. Потом мы долго гуляли, и, когда кончилась обедня, я со всеми вместе пошла домой.
Дома у нас все было убрано березой. В открытые окна вместе с весной лился праздничный звон с нашей колокольни.
Мать ждала конца обедни, чтобы собрать завтрак.
Самовар уже кипел давно.
Весна была чудесная, день был солнечный, и праздник был в избе и на улице. В окно я увидела, что к нам прямо из церкви идет Хаичка[10]
. Мать не поверила, когда я сказала:— Хаичка к нам идет.
— Это она к Ерофеевне. К нам ей незачем, — проговорила мать.
Но Хаичка пришла к нам.
— Здравствуйте, с праздником вас, — сладко заговорила Хаичка.
— Поди, здорово, — отвечала мать, с любопытством глядя на Хаичку.
— Уж есть хорошо вы живете-то, — запела Хаичка, — и изба хорошая, и храм божий рядом.
— Ты проходи, садись, — приглашала мать. — Да, у нас хорошо, — ответила она на хвалу.
— А где же, Таня, у тебя еще-то твои? — усаживаясь, спросила Хаичка.
— Мы все тут, — улыбнулась мать, оглядывая нас. — Сергей спит в амбаре.
— Хорошо, хорошо вы живете. Сынка-то женить не думаешь?
— Да нет, рано еще, не думали.
— Ну где же рано, ровесники его давно поженились, пора и ему.
— Не знаю, мы волю с него не снимаем, как хочет сам.
— А вы не давайте зря волю-то, женить пора. Вот Дарье-то желательно Соню к тебе отдать, — прибавила она другим тоном, — и жени! Девушка сама знаешь какая. Что красавица, что умница. Другой такой во всей округе нет.
— Девка хорошая, что говорить. Я поговорю с ним, — сказала мать.
— Ты поговори, а потом мне скажешь.
— Ладно, поговорю. Давай чай пить с нами.
Хаичка отказалась от чая.
После ее ухода мать послала меня будить Сергея. Сергей уже проснулся. Дверь амбара была открыта, и он, задрав ноги на кровати, пел. «Уж и жених», — мелькнуло у меня в голове.
— Иди чай пить, — сказала я.
— Как? Обедня отошла уже? — спросил он.
— Давно, — ответила я и побежала домой.
За столом мать сказала Сергею о посещении Хаички.
— Я не буду жениться, — сказал Сергей.
Когда я пошла на улицу, мать остановила меня:
— Ты смотри, ничего никому не говори.
Хаичке мать ответила:
— Отец не хочет женить сейчас, еще, говорит, молод. Годок подождать надо.
Впервые я встретился с Есениным в 1915 году в редакции московского журнала «Млечный Путь». Это был ежемесячный журнал, где охотно печатали молодых. Больше всего там было стихов. Отнес туда три своих стихотворения и я, тогда студент Московского университета. Стихи были напечатаны, и я был включен в список постоянных сотрудников.
Редактором и издателем «Млечного Пути», первый номер которого вышел в январе 1914 года, был Алексей Михайлович Чернышев. Самоучка, не получивший в школьные годы даже начального образования, он рано начал писать стихи. Самостоятельно занимаясь своим образованием, он вступил в кружок «Писатели из народа», а затем стал выпускать свой журнал, вкладывая в него бескорыстно порядочные средства и все свое свободное время.
В 1915 году в литературном отделе журнала сотрудничали: И. Бурмистров-Поволжский, Спиридон Дрожжин, Николай Колоколов, Иван Коробов, Надежда Павлович, Дм. Семеновский, Евгений Сокол, Игорь Северянин, П. Терский, Илья Толстой, Федор Шкулев. Еще в 1914 году с рассказом «На вахте» в журнале выступил А. С. Новиков-Прибой, в 1915 году Н. Ляшко опубликовал в «Млечном Пути» свои короткие рассказы «Казнь», «На дороге», «Степь и горы». Свое доброе слово журнал сказал о молодом Маяковском.
В начале 1915 года в «Млечном Пути» появляется стихотворение Есенина «Кручина», а затем — «Выткался на озере алый свет зари».
Молодежь, группировавшаяся вокруг журнала, весьма охотно посещала литературные «субботы» «Млечного Пути». Они проходили обычно живо и интересно.
За столом писатели, поэты, художники, скульпторы, артисты. Все, кто хотел, могли прийти на эти «субботы», и всех ждал радушный прием. Читали стихи и рассказы, обменивались мнениями, спорили, беседовали о новых книгах, журналах, картинах.
На одной из «суббот» меня познакомили с очень симпатичным, простым и застенчивым, золотоволосым, в синей косоворотке пареньком.
— Есенин, — сказали мне.
Я уже читал его стихи, напечатанные в «Млечном Пути», и они мне понравились.
В этот вечер Есенин принес новые стихи. Читал тихо, просто, задушевно. Кончив читать, он выжидающе посматривал. Все молчали.
— Это будет большой, настоящий поэт! — воскликнул я. — Больше всех нас, здесь присутствующих.
Есенин благодарно взглянул на меня.
Однажды, поздно вечером, мы шли втроем — я, поэт Николай Колоколов и Есенин — после очередной «субботы». Есенин возбужденно говорил:
— Нет! Здесь, в Москве, ничего не добьешься. Надо ехать в Петроград. Ну что! Все письма со стихами возвращают. Ничего не печатают. Нет, надо самому… Под лежачий камень вода не течет. Славу надо брать за рога.