Жизнь Есенина

В прокрустово ложе имажинизма Есенина, разумеется, не уложить. Он прошел сложный период как мастер, знающий свое дело. Это было для него проверкой сил.

«Пугачев» с его органическими, хотя и усложненными образами, «сгущенной» образностью убедительно показал широту творческих возможностей Есенина.

В отличие от некоторых современников сам поэт считал трагедию своей удачей. Отрывки из нее он охотно читал в дружеском кругу (об одном таком чтении рассказывает Максим Горький) и, выпустив тремя отдельными изданиями, включил ее в трехтомное Собрание стихотворений.

И все-таки «Пугачев» не стал венцом творческих поисков поэта. Они продолжались. Друзья слышали от него все чаще и чаще: «Писать надобно как можно проще. Это трудней».

Хотя и «Пугачев» дался ему нелегко…

Об имажинизме спорил Есенин с Александром Ширяевцем, когда приехал весной 1921 года в Ташкент. Об этой поездке вспоминает Валентин Вольпин. Первая встреча Есенина с Востоком была кратковременной, но оставившей заметный след в душе поэта. В туркестанских впечатлениях, в разговорах с Ширяевцем о своеобразном колорите восточной поэзии, вероятно, следует искать исток тех тем, которые воплотились спустя три года в знаменитых «Персидских мотивах».

Есенин вернулся в Москву в июне, а осенью того же, 1921 года познакомился со знаменитой американской танцовщицей, ирландкой по происхождению, Айседорой Дункан. Она отправилась в голодную и холодную страну не ради какой-то корысти или праздного любопытства. «Я прибыла в Россию… для того, чтобы наблюдать и строить новую жизнь, — заявила артистка. — В Москве родилось новое чудо. И я приехала туда для того, чтобы учить детей Революции, детей Ленина новому выражению жизни».

Думается, читатель пятого раздела этой книги с интересом познакомится с воспоминаниями очевидцев о посещении Владимиром Ильичем Лениным концерта Айседоры Дункан в Большом театре 7 ноября 1921 года, в день празднования четвертой годовщины Великого Октября.

По свидетельству Ильи Шнейдера, директора школы-студии Дункан, Есенин, не пропускавший ни одного выступления артистки, был в Большом театре с группой своих друзей…

Человек, презревший буржуазный мир и смело устремившийся к революционной нови… Прославленная артистка, утверждавшая своим искусством бессмертие Октября… Нет, не могла она быть злым гением Есенина, оказывать на него, скажем так, неблагоприятное влияние, о чем пишут некоторые мемуаристы и литературоведы. «Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе» — с такими словами к чуждым людям не обращаются (письмо Есенина к Дункан от 20 августа 1923 года).

Весной 1922 года Дункан была приглашена на гастроли в страны Западной Европы и Америки. Вместе с нею выехал и Есенин — с целью «издания книг: своих и примыкающих ко мне группы поэтов», как писал он в заявлении на имя А. В. Луначарского.

Из мира, где «в страшной моде Господин доллар», где душу «сдали за ненадобностью под смердяковщину», он яснее увидел смысл преобразований в Советской России. «…Жизнь не здесь, а у нас», — писал он из Германии своему московскому другу.

По письмам Есенина, по воспоминаниям людей, встречавшихся с ним в городах Европы и Америки, можно судить, в каком подавленном душевном состоянии находился поэт во время этой поездки. «…Весь он встревожен, рассеян, как человек, который забыл что-то важное и даже неясно помнит — что именно забыто им?» — таким в Берлине видел Есенина Горький.

Очерк великого писателя о поэте, тревожная судьба которого искренне его волновала, — лучшее, что есть в мемуарной Есениниане. Это здесь сказаны точные и мудрые слова о чуде русской литературы: «…Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного — заслужено человеком».

Мимо внимания Горького не прошла отчужденность, с какой Есенин вглядывался в жизнь общества стяжательства и чистогана. Это мир не для искусства, не для поэзии.

Первыми словами, которые поэт сказал дома, были: «Доволен больше всего тем, что вернулся в Советскую Россию».

Эпиграфом к двум заключительным разделам книги можно бы поставить строки Есенина: «Учусь постигнуть в каждом миге Коммуной вздыбленную Русь».

Как справедливо отметил Маяковский, Есенин вернулся из-за границы «с ясной тягой к новому». Поэт старался стать ближе к тому, что появилось и постепенно утверждалось в жизни молодой страны. Его «напоенный сердцем взгляд» тянулся в завтрашний день.