Жизнь евреев в России

В течение десятилетий евреи, гонимые нуждою, проникали в запретные поселения, и нередко местные полиция и администрация относились к этому снисходительно. Это явление столь явно представлялось неизбежным результатом несоответствия между требованием жизни и законом, что, ввиду предполагавшегося пересмотра законов о жительстве евреев, министр внутренних дел циркуляром от 3 апреля 1880 года даже предписал губернаторам не выселять евреев, хотя и не имеющих права на жительство вне черты оседлости, но всё же успевших поселиться там. Когда же, после погромов 1881 года, в атмосфере разыгравшихся страстей, последовали массовые высылки евреев из внутренних губерний, граф Толстой, заместитель графа Игнатьева, циркуляром 21 июня 1882 года напомнил о циркуляре 1880 года и потребовал, чтобы губернаторы ограничились принятием мер только против дальнейшего незаконного водворения евреев.

Но уже вскоре стало ясным, что наступило время, неблагоприятное для рассмотрения жгучего вопроса. И общие условия политической жизни страны, а еще более «Временные правила», послужившие в представлении общества заслуженным наказанием для евреев за вызванные ими антиеврейские погромы, создавали атмосферу, в которой нельзя было ожидать беспристрастного отношения к евреям.

О том, в каких условиях пришлось работать графу Палену, красноречиво говорит вскоре наступившая эпоха притеснений. И тем не менее паленская комиссия, в лице большинства ее членов, среди коих, помимо председателя, особенно выделяется имя Н.Н. Герард а, осталась глухой к влиянию извне. После пятилетнего изучения «еврейского вопроса» она высказала слово, которое явилось в то время смелым протестом против надвинувшейся реакции. Решительно отвергнув антигосударственную точку зрения на евреев, установленную комитетом Готовцева, паленская комиссия твердо заявила, что и закон страны, и чувство справедливости, и наука государственного права поучают, что все подданные находятся под общим покровительством законов, все они имеют одинаковые гражданские права, все они пользуются свободою передвижения и жительства. Когда население нарушает долг присяги, правительство, подавив даже вооруженное восстание, налагает на него только временно некоторые ограничения. Но сила этой кары не может идти в сравнение с ограничениями, установленными для еврейского населения: они имеют характер бессрочной меры, хотя евреи по преимуществу мирный народ.

Если в силу своего исключительного положения, вызванного ограничительным законодательством, евреи и не выполняют государственных обязанностей в равной мере с другими подданными, то всё же нельзя «лишать еврея тех основ, на которых зиждется его бытие, его равноправие как подданного, его свобода как гражданина».

И вот почему, даже соглашаясь с тем, что некоторые стороны внутренней еврейской жизни требуют реформы, что отдельные виды деятельности евреев представляют эксплуатацию окружающего населения, паленская комиссия, извлекая урок из богатого столетнего опыта русской власти, пришла к заключению, диаметрально противоположному тому, которое было высказано комитетом Готовцева. В разрешении еврейского вопроса, по мнению паленской комиссии, нужно, правда, соблюдать «постепенность и осторожность», но всё же целью законодательства может служить лишь одно – «постепенное уравнение прав евреев со всеми другими подданными Империи». «Не следует забывать, – гласила записка комиссии, – что, несмотря на самые сильные ограничительные законы, несмотря на целые десятилетия самого сурового взгляда на евреев, русское законодательство все-таки представляет постепенный ряд смягчений. В этом прогрессе проявилась сама жизнь, рост просвещения и культуры, и едва ли есть сила, могущая остановить это движение, могущая поставить ему преграду. Сама история законодательства, несмотря на то, что она слагалась, большей частью, под влиянием самого сурового взгляда на евреев, учит нас, что существует лишь один исход и один путь – правда, медленный и постепенный, – путь освободительный и объединяющий евреев со всем населением под сенью одних и тех же законов. Обо всем этом свидетельствует не теория или доктрина, но живая столетняя практика… Конечная цель законодательства о евреях, таким образом, не что иное, как его упразднение, вызванное требованием жизни, ходом просвещения и образованием народных масс»[119].