Прежде всего в 1887 году к Области войска Донского были присоединены Таганрогское градоначальство и Ростовский-на-Дону уезд (от Екатеринославской губ.), вследствие чего эти местности были отторгнуты от черты оседлости, причем, однако, закон 1880 года[121]
, сделавший для евреев Область войска Донского запретною, не был распространен в этих новых местностях на тех евреев, которые там уже жили. Иной характер получило Высочайшее повеление 1891 года, в силу которого, в изъятие из закона 1865 года, предоставившего ремесленникам право повсеместного жительства, им было запрещено пребывание в Москве и Московской губернии, – все те, которые уже проживали здесь, должны были в короткий срок выселиться; это распоряжение было распространено в следующем году и на отставные нижние чины, служившие по рекрутскому уставу (а позже и на лиц, изучающих фармацию, фельдшерское и повивальное искусства).Печать того времени увековечила различные потрясающие моменты драмы, которую пережили несколько десятков тысяч изгнанников. Трагическое событие нашло своего краткого летописца и в лице автора официальной записки по еврейскому вопросу, отнюдь не принадлежащего к юдофилам; немногие строки, посвященные им московскому изгнанию, дают представление о том, в каких условиях состоялся этот «исход» евреев из Москвы: «По рассказам лиц, сочувствующих антисемитизму, евреям не было даже дано времени выбраться из города, и так как их ни в какие гостиницы не принимали, то они вынуждены были проводить холодные ночи перед Светлым Христовым Воскресеньем под открытым небом на еврейском кладбище».
По совершенно исключительным соображениям закон 1893 года подверг некоторые категории евреев выселению из Ялты и запрещению вновь селиться: в то время в Ялте в летние месяцы проживала царская семья, а между тем обнаружилось, что «усилившийся за последнее время наплыв и прогрессивное умножение числа евреев в городе Ялте, в связи с заметным среди них стремлением к приобретению недвижимой собственности, грозит этому лечебному месту обратиться в чисто еврейский город».
Несколько ранее последовало ограничение в праве жительства в Кубанской и Терской областях: евреи, не приписанные к местным обществам, совершенно утратили право жительства в крае, а причисленные к одному из здешних городских или сельских обществ могли впредь жить только в месте приписки – исключение было сделано лишь для лиц с высшим образованием[122]
. Стеснения коснулись и Кавказа: право жительства лиц, поселившихся здесь издавна по особому разрешению, было ограничено местом приписки. Равным образом и в Сибири с 1897 года право жительства евреев – как отбывших наказание, так и тех, кои прибыли сюда не в качестве осужденных, – стало истолковываться в том смысле, что оно имеет силу лишь в месте приписки. Но значительно более важным по своему широкому размаху должно было явиться толкование Сената, будто право повсеместного жительства, предоставленное известным привилегированным группам евреев, не распространяется на Сибирь.Когда Сенат, основываясь на одной статье в уставе о паспортах, возникшей еще до наступления эпохи реформ[123]
, впервые высказался в этом смысле в 1898 году, было предположено распубликовать его решение во всеобщее сведение, дабы оно имело руководящее значение для будущего (новое стеснение не должно было коснуться лиц, которые уже поселились в Сибири). Но это ограничительное толкование закона встретило сильную критику в комитете министров. Министр финансов С.Ю.Витте указал, что, опираясь на указанную статью, Сенат пытается окончательно разрешить возбужденный вопрос, не приняв во внимание тех общих соображений, которые послужили основанием для предоставления права повсеместного жительства известным категориям евреев. А председатель Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета и государственный секретарь отметили, что разъяснение Сената носит по существу законодательный характер, так как представляет собою обширное изъятие из закона. В виду этого, а также некоторых других соображений Комитет министров признал, что вопрос о жительстве евреев в Сибири может быть разрешен только в законодательном порядке, и потому предложил приостановить распубликование ограничительного определения Сената в «Собрании узаконений и распоряжений правительства», что и было высочайше утверждено (11 июля 1899 г.).