Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса

РОУЗ СТАЙРОН. Помню, он говорил, что его обязанность — выступать для своих читателей в роли мага, но только этот маг всегда начинает с реальности и реальностью же заканчивает. Хотя как беллетрист он мог бы витать между ними и творить столько магического и сюрреалистического, сколько пожелает, до тех пор пока пишет достаточно складно и с достаточной порцией магии, способной убедить читателя.

САНТЬЯГО МУТИС. У Габо основы, подноготная замешаны на алхимическом знании. А алхимия — это и есть то, что называют магическим реализмом. Когда мальчуган приходит на кухню и говорит матери: «Этот горшок сейчас на пол свалится». И горшок, устойчиво стоявший посреди стола, вдруг начинает неудержимо сдвигаться к краю, падает на пол и вдребезги разбивается[134]. В Колумбии много такого, люди в нашей стране верят в подобные вещи. Когда едешь на праздник, проходящий на ярмарке или на рынке в Вилья-де-Лейве, автобус святой водой окропляют, чтобы в дороге водитель не потерял управление. Так он воспитывался. С огромной религиозной подоплекой. То есть это религиозная культура… И в Габо эта культура сидит. А прежде это было религией.

ИМПЕРИА ДАКОНТЕ. Однажды в Аракатаке видели, как он ночью на машине разъезжает с друзьями по городу. А сам он уверяет, что туда ни разу не возвращался.

САНТЬЯГО МУТИС. А я считаю, что с Габо так получилось: в стране бытовала устная народная традиция. В том смысле, что литература не занимала важного места. Однако традицию устного рассказа стали немножко оттеснять на обочину. Города постепенно приобретали большее значение, в жизни появлялось много нового, что исходило из совершенно других источников, и, поскольку народная культура потихоньку ржавела, ощущала себя под угрозой, утрачивая изустный характер, Габо дал ей приют под своим крылом. И она начала превращаться в литературу.

РАМОН ИЛЬЯН БАККА. Благодаря Габо весь мир узнал о вещах, которые здесь издавна всем известны. По сути, они сделались достоянием всего мира, интернационализировались. Все о них рассуждали. История о каплуне… Это же наше, исконное, всегда нам принадлежавшее.

РАФАЭЛЬ УЛЬОА. Я думаю, что величие его в его воображении заключается. Не будь у него воображения, вывалил бы он перед миром сколько-нибудь наших здешних сюжетов, и их приняли бы за небылицы — мол, неправдоподобно, не бывает такого. Но он так это образно… Скажем, так говорит: «Металлический кузнечик скачет по берегам Магдалены из поселка в поселок»[135] — это он описывает гидропланы. Называя эти штуки металлическими кузнечиками. То есть нарочно для наглядности технические штуки со сверчками скрещивает. Чем проще, тем лучше.

РАМОН ИЛЬЯН БАККА. В рассказ о выпях Гарсиа Маркес вставляет упоминание о «Терри и пиратах», и все говорят: «Смотрите, это Гарсиа Маркес их придумал». А вот и нет. Неправда это. «Терри и пираты» — это комикс такой был с продолжением, в воскресных выпусках печатался. Первые воскресные выпуски газет в цвете появились в Барранкилье в 1929 году, и их весь город по субботам покупал по пять центов. И я, помнится, покупал. Еще другие были комиксы. «Сиротка Энни». «Винни Винкль». «Тарзан». А он взял и вставил «Терри и пиратов» в рассказ.

ХОСЕ САЛЬГАР. Возьмем историю о Ремедиос Прекрасной из «Ста лет одиночества»: это образ, символ, предстающий перед нами в виде обыкновенной девушки, и это, должно быть, подобие того, что изначально произошло с Девой Марией. Он ее возвышает через литературу, показывает ее чистоту, совершенство. Это не сама реальная девушка Ремедиос Прекрасная[136] возносится на небеса, а созданный им образ, который приобретает такое звучание в представлении персонажей романа. Такой вот способ приукрашивать повествование. Красиво преподносить историю, когда факты подкачали и сами по себе не производят яркого впечатления. То же самое в «Любви во время чумы»… Он своих героев знает непосредственно. По большому счету, это история об отце и матери Габо, но это и та история, которую он слышал от своего деда. И он ее вспоминает, уясняет и потом начинает составлять из этого нечто целостное. Вот имелись, например, какие-то давние подробности, о которых его дед потом думать не думал и не вспоминал, а он их восстанавливает, как тот эпизод с пуговицей у папы. Таким образом, истинный его гений — в его изумительной памяти и в том, как добросовестно он выверяет факты, что не позволяет ему слишком отклоняться от реальности. И еще — в красоте его языка. Потому что он в совершенстве владеет языком. Сначала он полностью отдавался классике, желая выучиться хорошо писать. И реализму тоже. И поэзии. И еще музыке. Габо — страстный любитель музыки. И его голова, напитанная музыкой и поэзией, рождает какую-нибудь прелестную историю, а уж как подать ее, он хорошо знает. И он рассказывает эту историю, не забредая за пределы действительности, потому что тут на страже стоит его журналистская выучка. Она не позволяет фантазировать на пустом месте. А велит ему излагать, что и как было, точно и ясно.