Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса

ХОСЕ АНТОНИО ПАТЕРНОСТРО. Мы с друзьями по субботам, как из конторы освобождались, сразу шли пива попить разливного и покалякать о политике и экономике. Обсудить, что мы еще для Барранкильи нашей сделать можем. Обычно в «Ла Куэву» ходили; мы при пиджаках и при галстуках, а там Сепеда, как водится, весь расхристанный. Так Малыш, сумасброд и грубиян, ни учтивости, ни воспитания, обзывал нас «клоунами». Это мы для него потому клоунами были, что к деловым кругам отношение имели. Как ни придем — Малыш Сепеда уже на месте, выпивку за столиком потягивает и в наш адрес глумится: «А вот и клоуны подтянулись». С ним всегда Скопель. Да и Хинете тоже там торчал.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Мы в баре сидели обычно. Альваро себе там присутственное место устроил. Перенес из пивоварни, где у них контора, прямо туда, в бар. Сперва Альваро, Альфонсо, Алехандро и я — мы, значит, в тот бар ходили. А потом уже, когда Альваро там служебный кабинет разместил, все к нему туда шли — договариваться, чтобы он рекламу у них поместил. Вы же в курсе, что главнейший поставщик рекламы в Колумбии — это пивоварни. Со всех радиостанций приходили, осаждали Альваро: у нас, мол, рекламируйтесь. Торговались почем зря.

НЕРЕО ЛОПЕС. Компания выпивох — вот что это было. И никаких тебе женщин. Единственная женщина, которую я с ними видел, — Сесилия Поррас. Она художница, замужем за Хорхе Чайльдом была. Женщин туда водить никому и в голову не приходило.

МАРГАРИТА ДЕ ЛА ВЕГА. Сесилия картахенской художницей считалась, но жила она в Боготе. Одна из немногих женщин, к которой они относились как к равной, а такое редкостью было. Очень хорошенькая. Образец красотки с побережья: черные волосы, белая кожа, прелестные глаза, роскошное тело. Невероятно обаятельная. Если вы ее в «Синем лангусте» видели, сами знаете, насколько она очаровательна. А жила в Боготе. По кафе с мужчинами расхаживала во времена, когда женщины по кафе не расхаживали. Скажем так, смелая женщина, дерзкая, нетривиальная. Как художник ничуть не уступала Обрегону и Грау, но признания не получила, потому что была женщиной — а если ты женщина, значит, тебя воспринимали только как чью-то жену или дочь; так и не сумела она поломать эти устои. Ее муж учредил журнал «Эль Мито»[49]. Умерла она довольно молодой, от рака, кажется. В каком-то смысле она фигура трагическая. А напивалась наравне с ними.

НЕРЕО ЛОПЕС. Туда все ходили пиво пить. Особенно разливное, у них там колонка пивная стояла, пиво из краника наливали. А из еды — только легкая закусь. В сущности, это вроде закусочной было. Альфонсо Фуэнмайор завсегдатаем у них считался. Херман Варгас тоже. Охотники на крокодилов, ловцы тоже туда хаживали. И его клиенты там бывали, всем хотелось пива разливного из краника попить. Я когда приехал в Барранкилью, «Ла Куэва» уже вовсю работала. Можно было зайти, попросить пивка. Я трудился фоторепортером в «Эль Эспектадор». Дружил со всеми ними. Альваро, и Алехандро, и Фуэнмайор, и Габито — все мне друзьями были. А насчет того, кто там больший талант, кто меньший, никогда мы не спорили, все на равных. Скопель, бывало, придет, пива закажет. Альваро явится, пива закажет. Алехандро — тоже, и другие. Охотники так же напиваться приходили. Кто только не пил пиво в том баре, самая пестрая публика.

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Да уж, лились там реки рома и… но публика верит, что так все в «Ла Куэве» и происходило, что мы там о литературе толковали и прочих таких материях. В какой-то день набежали детишки из университетов, студенты, хотели, чтобы им о «Ла Куэве» все рассказали, а Кике — он уже тогда порядочно принял, так заведено у него… И он вдруг заявляет: «Ох и тошнит меня от этого дерьма, прям до смерти. В „Ла Куэве“ этой никто ни о какой литературе и словечка не говорил. Это Альфонсо Фуэнмайор, Херман Варгас там, Альваро Сепеда, Алехандро Обрегон и сеньор Гарсиа Маркес, когда сюда приехал, — вот они да, до литературы касательство имели. Собственно, и все. Потому как, глядя на нас, прочие наши друзья-приятели начали туда ходить, а мы если о чем и говорили, так о роме и о прочей ерунде, а потом всей гурьбой к шлюхам отправлялись». — «Уймись, Кике, что ты несешь?» — «Нет уж! Тошнит меня от этого дерьма. Чего меня заставляют раз за разом эту муть повторять, будто бы тут, фу ты ну ты, храм литературы. Какая, к чертям собачьим, литература! Какая философия!»

Глава 9. «Упертости, какая для этого ремесла положена, чуваку хватало»

История, из которой читатель понимает, что Габито, хотя и зубоскальничал, однако писать никогда не переставал