Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса

МАРГАРИТА ДЕ ЛА ВЕГА. Он писал рецензии на кинофильмы. Можете сами пересмотреть его статьи. Кино составляло часть нашей культуры. А киноклубы были важнейшим элементом культурной жизни страны, тяга к кино досталась нам в наследство от французов. Мой отец — он медицину изучал в Париже и женился на француженке — открыл первый киноклуб в Картахене вместе с Эдуардо Леметром. Поэтические вечера тоже регулярно устраивались, например именно там получила путевку в поэзию барранкильянская поэтесса Мейра Дельмар, ее недавно не стало. Люди собирались вместе и декламировали поэтические произведения. В Боготе тоже такие чтения проходили, но представление, будто Богота играла роль просвещенных Афин, а мы были идиотами, — ложное.

ХОСЕ САЛЬГАР. Габо любил статьи о кинематографе и писал их, еще когда в «Эль Эральдо» работал. А потом пришел в «Эль Эспектадор». Если что и нравилось ему больше всего, так это писать, и в конце концов у него появилась в газете постоянная обязанность — готовить тексты для рубрики «День за днем» и рецензии на кинофильмы. Потом он открыл для себя кое-что другое. Стал высказывать собственные взгляды на какие-либо события в искусстве в своих рецензиях. Он и на книги отзывы писал. Подражал известным писателям, таким как, например, Эдуардо Саламеа, Абелардо Фореро Бенавидес, очень видным литераторам; в те времена рубрика «День за днем» пользовалась немалым авторитетом, и он, как ее автор, мог заниматься некоторым литературным творчеством и писать достойные тексты.

Я был в курсе его занятий: я читал его материалы и считал, что он превосходный писатель. У меня сложилось о нем в то время достаточно определенное впечатление, которое не менялось с годами, — он сдавал наилучшие исходные тексты из всех, что я когда-либо от кого-либо получал.

Тексты эти были до блеска отточены: он же невероятно усердный, если что не нравилось, безжалостно отправлял в корзину, бился, пока не доводил до совершенства. Я считал, что он работает потрясающе, но, на мой взгляд, ему следовало получше подстроиться под реалии журналистики… Дело в том, что в нем уживались две очень разные натуры. Одна из них была одержима литературой. Он открывал литературу для себя. Вместе со своими лицейскими учителями из Сипакиры — в своих мемуарах он упоминает о них. Те и сами обожали литературу, и с их подачи он узнал и полюбил Джойса и всех великих писателей того времени. А ночами он уже размышлял о литературе в понятиях художественного замысла и красоты языка. И писал рассказы.

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. «Самый красивый утопленник в мире» — это была история Альваро Сепеды, так Альваро говорит, и это я рассказал ее Габито. «Сукин ты сын, на кой черт ты все ему выложил?» А я в ответ: «Очнись, он первым нарыл ее».

Да уж, в Санта-Марте это приключилось. Знаете залив Санта-Марта? В районе Тасахеры, деревушка рыбацкая. Тамошние рыбаки ходят в море за рыбой. Так тот чувак тоже в море, значит, вышел и пропал, на следующий день не вернулся. На третий день они на поиски отправились — вдруг найдется? Нет, пропал. Потом стали уже на бдения поминальные собираться, а где бденье, там и ром, сами знаете. Дней пять прошло, и тут… А дворы при хибарках их, чтоб вы знали, на болото смотрят, так прямо из болота, да, выходит вдруг этот самый красивый утопленник в мире. Они это сами нам рассказывали. А потом однажды Альваро и говорит: «Слышь, Габо, есть шикарная, между прочим, история про утопленника». А тот: «Это которая же?» Ну, я ему и рассказал, а он — хвать — и первым ее тиснул. Это уже позже Альваро такую же написал, но в другой форме.

Потом есть еще рассказ «Ночь, когда хозяйничали выпи». Это о борделе Черной Эуфемии, где мы проснулись одним утром — Альваро, Габито, Альфонсо и я. Нам то заведение как дом родной было, потому как помещение отцу Альфонсо принадлежало, он его внаем сдавал, и они нас хорошо привечали. А на ночь выпей отвязывали.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Это птица такая, вроде цапли, на рассвете поет, заливается. У Черной Эуфемии, хозяйки того борделя, два десятка девиц было по комнатушкам. А уже ночью, часа в два-три утра, когда девицы на боковую отправлялись, она выпей своих и выпускала…

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. В саду погулять.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Черная Эуфемия померла. А один из клиентов пристроил ее шлюх к себе на фабрику работать… Этот малый, ну, кто клиентом ее был, сказал двадцати ее шлюхам так: «Не надо вам в таком деле оставаться, когда возможность у вас имеется достойную жизнь вести. Беру вас к себе на фабрику работать. Все можете у меня трудиться». И взял их. Он пакеты бумажные делал на фабрике своей. Был из тех христиан, которые полны милосердия к ближнему. И имел самые альтруистические в мире помыслы. Короче, взял он их всех к себе на работу, а дней через двадцать они, шлюхи те, говорят ему: «Нет, с нас хватит, дальше так не пойдет».