Он и пошел, как всегда весь закутанный-замотанный, чуть не помирая от холода. Дело зимой было. Пупа открыла дверь. Нас обдало волной ласкового живительного тепла, это у нее в комнате натоплено — будь здоров, как это, ben riscaldata, vero[59]? А сама Пупа совершенно нагая. На лицо она так себе, но тело великолепное. И чуть что, хоть полнамека, всегда раздеться норовила. Скажешь ей, к примеру: «Ах, какие очки у вас красивые, где вы их покупали?» Так она одежку с себя тотчас скидывала и во всей роскоши своей наготы очки показывала… Да, значит, Габо заходит, Пупа его в комнату ведет и сама усаживается. «Что меня больше всего донимало, — Габо рассказывал, — даже нет — не донимало, а удивляло, так это то, как она непринужденно держится, будто одетая. Очень естественно. Ноги скрестила и давай болтать, о Колумбии со мной заговорила, о колумбийцах знакомых, а я ей говорю: „Послушайте, я вот зачем пришел“. А она: „Ах, ну да, конечно“. Поднимается грациозно так. Идет в другой конец комнаты, там сундучок у нее небольшой стоит. Она его открывает. Достает сколько-то денег. Говорит… а я же вижу, она только и думает, как бы в постель меня затащить, но у меня ж совсем другое на уме. Только и мечтаю, что о еде. Она мне: „Почему бы нам чуточку не выпить?“ А я если б выпил хоть сколько-то, сразу бы и опьянел. Поэтому ей говорю: „Нет, нет, нет, давайте не сейчас, мы с вами после как-нибудь увидимся“. Потом пошел утолять голод и так объелcя, что неделю еще несварением желудка мучился, слишком долго до того впроголодь сидел».
ЭКТОР РОХАС ЭРАСО. У него были замечательные друзья, они очень его любили. Большинство друзей в какой-то момент предают тебя. Причиняют колоссальное зло. Ему же друзья хранили безграничную верность. Черт возьми, да это просто подарок судьбы! А все потому, что он никогда не ныл и не жаловался — мол, друзья не оценили его или что-то такое выкинули… Нет и нет. Они всегда готовы были что-нибудь для него сделать. Тут и сомнений быть не может.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. Габриэль каждый вечер писал и засиживался до самого рассвета, работая над вещью, которая потом стала романом «Недобрый час»[60]. Но едва он приступил к работе, как пришлось прерваться: один персонаж, старик-полковник, тщетно ожидающий, когда ему как ветерану гражданской войны назначат пенсию, требовал своего пространства. Отдельной книги. И тогда он создал повесть «Полковнику никто не пишет» — отчасти чтобы расчистить путь для «Недоброго часа», а отчасти из желания изгнать посредством литературы владевших им самим докучных бесов: как и полковник, он не имел понятия, чем прокормится завтра, и все время отчаянно ждал письма, письма с деньгами, а оно так и не пришло.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Я тогда в Гаване жил. Он знал, что я в Гаване. У меня отец кубинец. Родители мне всегда опорой были, и благодаря им я в Гаване мог перекантоваться, но я что делал: я куски аллигаторовой кожи покупал здесь, в Барранкилье, вез в Гавану, там их выделывали и изготовляли из них бумажники и обувь, а я потом все это отвозил в Майами и продавал. Другими словами, я проводил по два-три месяца здесь, в Барранкилье, месяц в Гаване и два-три — в Майами. А после революции съехал оттуда, в том году, когда Фидель к власти пришел, у меня в Гаване дочка родилась… Он знал, что я каким-то боком имею отношение к бойцовым петухам, и прислал мне вопросник. Габито самолично мне вопросы задавал. Позвонил мне и говорит: «Кике, собираюсь послать тебе, чувак, вопросник, так как я, видишь ли, главу пишу…» Понятия не имею, что он там о петухах писать собирался. И давай расспрашивать: «Какие они с виду, бойцовые петухи?», «Какого у них цвета перья?», «Как их излавливают?», «В каких случаях им шею сворачивают?». То да сё, тыщи две вопросов назадавал.
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Кике всю свою жизнь — заядлый болельщик на петушиных боях.
РАМОН ИЛЬЯН БАККА. О Гарсиа Маркесе я услышал в 1958 году. Я не знал ни его «Палую листву», ни ранние рассказы, представления о них не имел. Когда здесь образовалось барранкильянское общество, я учился на бакалавра в семинарии и страшно далек был от этих вещей. А потом, точно помню, что в 1958 году в журнале «Мито» напечатали «Полковнику никто не пишет».
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. «Полковнику никто не пишет» опубликовал литературный журнал, причем разрешения у автора они не спросили и за права ему вообще ни гроша не заплатили: они из лучших побуждений действовали, считали это благородным жестом — напечатать рукопись, отвергнутую другими издателями.
САНТЬЯГО МУТИС. Никак не скажешь, что «Полковнику никто не пишет» имеет политическую направленность, хотя повесть в открытую изобличает жульничества, которые вершило здешнее правительство. И все же вещь преисполнена гуманизма, любви и сострадания к человеку.